Оказывается — возможно. Оказывается, и на Кавказе нет детских домов и брошенных стариков. А ведь — то же государство, та же власть, то же время.
Лопатин все-таки победил. Он не умер — выздоровел. И выбил из этого государства гражданство. И квартиру — пусть однокомнатную, пусть на одиннадцатом этаже, пусть старую, не в центре, но выбил. Это победа.
Но чтобы достичь этой победы, Юрию Тимофеевичу понадобились усилия полудюжины журналистов, в том числе обозревателя «Труда», и двенадцать лет. Двенадцать лет он воевал со своими — ровно втрое больше, чем с немцами.
Как там, на плакатах — фронтовики, наденьте ордена, гордиться вами вся страна?
С некоторых пор Девятое мая стало и моим днем. Потому что меня, ветерана Чечни, тоже вычеркнули из этой жизни. Той паскудной, от начала и до конца проданной гражданской войны вроде как не существовало. Информационная блокада постепенно переросла в информационный вакуум, и о Чечне теперь можно говорить только в том случае, если Рамзан Кадыров откроет новый аквапарк в Грозном. Или в очередных похождениях очередного «Бешенного». История переписывается глобально, вплоть до сегодняшних дней — у нас в жизни происходит много чего такого, чего официально вроде как и не происходит.
Власть боится прошлого, потому, что в одном случае планка была слишком высока для сегодняшнего дня, а в другом слишком низка даже для сегодняшнего дня. Одобренная Госдумой попытка уничтожения знамени Победы — логическое завершение этого выстраивания глобального «Дома-2» на территории всей страны.
Так и живем — под символом знамени с символами ветеранов. В символе страны, где символы депутатов обмениваются символами мнений.
Но мы были. Мы есть. Мы хотим помнить и хотим, чтобы помнили другие.
Я не прошел и сотой доли того, что прошли те пацаны под Москвой, на Курской дуге и в Берлине. Я не знаю, что такое пайка хлеба в 125 грамм в день на протяжении трех лет.
Но я могу представить. Представить КАКОЙ была та война.
Давайте в этот день просто на пять секунд преклоним колено. В одиночестве. Не для кого-то. Не для выживших, и не для павших.
Для себя.
Пускай ту войну нам показывают по телевизору очередной бредятиной вроде «Штрафбата». Здесь уже ничего не изменишь. Но не надо давать осериалить свое прошлое внутри себя. Ведь историю творит каждый из нас.
Я все еще помню этот полузвон-полушелест.
Один день и вся жизнь
Так сложилась жизнь, что мне приходится много общаться с теми, кто прошел Чечню и Афган. И я сделал для себя такой вывод: ветераны Чечни совсем не похожи на ветеранов Афгана. Афганцы, большинство из них, по крайней мере, сумели-таки зацепиться за жизнь. У них было внутреннее оправдание той войне. Все ж таки они воевали за интересы своей страны — и эти интересы можно оправдать геополитикой, интернациональным долгом и присутствием в регионе. По крайней мере, так им говорили замполиты. По крайней мере, у них были хотя бы замполиты, которые говорили им хотя бы это.
Оправдание смертей — это очень важно. Это первый курс реабилитации. Во имя чего? Как говорит одна моя знакомая, которая работала заведующей одной из лабораторий психологии КГБ, человек, несущий в себе немотивированную, не оправданную («во имя чего?») жестокость, очень быстро деградирует как личность. Смерть и страдания не проходят бесследно.
Что мы и можем наблюдать на примере ветеранов-чеченцев сегодня. Оправдания этой войне — во имя чего? — нет до сих пор. В итоге — поколение озлобленных, ненавидящих всё и вся пацанов.
Кавалер ордена Мужества Леха Новиков не похож на большинство из них. Он неисправимый оптимист. Жизнь он впитывает большими глотками, до последнего, не оставляя на тарелке ни кусочка. Жизнь и сама так и прет из него, фонтанирует в мир. С ним очень легко. Затравленности или озлобленности плена в нем нет. Он никого ни в чем не винит. У него семья, трехлетний реактивный Ромка, квартира, свой маленький пивной бизнес.
Едва только познакомившись с ним и перекинувшись парой фраз, невольно влюбляешься в этого открытого человека. Готовность подставить плечо любому висит у него на груди, как визитная карточка. И затем, познакомившись уже плотнее, сложно представить, что он прошел то, что прошел. Сложно представить, что в прошлом у него война, где ему почти оторвало ногу, плен, где ему девять раз резали голову, госпиталя, в которых он провел 20 месяцев и откуда вернулся с укороченным на 9 сантиметров бедром.
Еще один мой знакомый, Паша Андреев, говорит, что если из прошлого вычесть настоящее, мы получим будущее. Леха из настоящего вычел прошлое и свое будущее получил таким путем. Сам. Заработал его полностью. Груз своих воспоминаний он не тащит за собой в рюкзаке, оставив его вместе с костылями в госпитале Реутова. «Что было там — осталось там. Жить надо сегодняшним днем, здесь и сейчас».
Но уникален Леха не только этим. Он — единственный солдат, который был в плену непосредственно у Шамиля Басаева.
Две дороги, что вели к Новолакскому, сходились V-образным перекрестком практически в селе, метрах в десяти перед домами. Чинары, бетонные блоки, горящие на солнце оцинкованные крыши — все как обычно.
На этом перекресточке и стали — Лехина зенитка первая, два бэтэра за ним. Человек тридцать солдат.
Собственно говоря, ехать в этот рейд они не должны были. Сменялись уже, ферму, жилище свое, сдали парням из Зеленокумской бригады. Сами на броне сидели, готовились к выдвижению в Буйнакск. Даже сапоги надраили — через город ведь ехать, красонуться-то надо. Да что-то в Новолакском не заладилось, стрелять начали. Прибежал летеха запаренный, сказал, надо слётать, посмотреть в чем там дело. 'Товарищ лейтенант, чего фигней-то страдать, теперь это не наша зона ответственности, пусть сами и отдуваются!' 'Да ладно, пацаны, приказали нам. Поехали, там делов на пятнадцать минут всего, даже сапог не запылите'.
Ну, ладно, поехали…
В войне, как в таковой, Леха еще не участвовал — так, стрелялись понемногу, а вот чтобы по- настоящему… Пока не довелось. Хотя, как ни крути, уже месяц в окопах, и, честно говоря, подустал, он, конечно. И от окопов, и от войны этой непонятной, непродуманной. Что-то там мутят наверху, все передислоцируют, перекидывают с места на место. Знали ведь, что война будет, почему не подготовились?
