Хитролобый — хорошо это или плохо? Так меня Бун назвал, когда я внес одно предложеньице…
Была суббота. Строители отдыхали. Мы без них работали, чтобы не выходить в понедельник. Последнее дневное задание выполнили рано — в первом часу. Мылись. И Арнольд Викторович руки мыл. Все страшно довольные. Во-первых, трудовые навыки привились вполне успешно. Доказательство — мозоли. Во-вторых, мы действительно здорово поработали, от души. И, в-третьих, конец все-таки! Шабаш! Как не быть довольными?
Я и говорю Буну:
— Давай к нему подкатимся?
— К кому?
— К Арнольду Викторовичу.
— С чем?
— Да с рекомендацией в комсомол! Момент больно подходящий!
— Хитролобый же ты! — обозвал меня Бун и даже головой помотал, но пошел за мной.
Пойти-то он пошел, а толку мало: знаю, что из него и слова в таком деле не выдавишь. В лучшем случае мне поддакивать будет. И на том спасибо!
— Арнольд Викторович! Есть, — говорю, — просьба.
— Где? — смеется. — Не вижу!
— А вы присмотритесь! Мы ведь в восьмой класс перешли… Знаете, что такое восьмой класс? Это — начало юности! Нам Клавдия Корнеевна сказала… Верно, Бун?
Бун головой кивнул. Арнольд Викторович тоже согласился:
— Клавдия Корнеевна зря не скажет.
Я с духом собрался и выложил самое главное:
— Хотим, Арнольд Викторович, в юность комсомольцами войти! Вы как смотрите?
— Положительно, — говорит, — смотрю.
Я ждал, что он догадается и сам рекомендацию предложит, но он ничего не добавил. Стоит и ждет. Пришлось мне говорить дальше:
— Положительно — это, конечно, хорошо! Мы очень благодарны! Но нам бы еще и рекомендацию! Верно, Бун?
Бун опять меня головой поддержал.
— Пионерская, — говорю, — у нас есть, а нужно еще комсомольскую… Если бы вы нам… Если можете, конечно…
— Комсомольскую не могу, — сказал Арнольд Викторович, и мне показалось, что Бун перестал дышать, да и у меня в горле пересохло. — Я вам дам рекомендацию как член партии. Годится?
От радости я плохо помню, что еще говорил Арнольд Викторович. Он, вроде, хвалил нас с Буном и несколько раз повторил, что верит нам. Потом он подозвал Костю Сажина и Ваську Лобова и сказал:
— Давайте знакомиться!
Мы на него уставились, как неграмотные на интеграл.
— Через три дня — поход, — объяснил Арнольд Викторович. — Я буду руководить группой особого назначения. Вы — моя команда.
Мы так и присели. Значит, и Арнольд Викторович в поход идет! Если б кто другой из взрослых, мы бы не обрадовались, а с Арнольдом Викторовичем — одно удовольствие! Он зудить и оберегать не будет!
— Физкульт!.. — крикнул Костя Сажин, а мы рявкнули: — Ура!
— Так вот, товарищи гоновцы! Товарищи из группы особого назначения! Копите силы! — сказал Арнольд Викторович. — В походе могут быть потертые ноги, вывихнутые руки, насморк, кашель, температура. Это может быть в любом походе и с любым человеком. С любым, кроме вас! Мы с вами — группа особого назначения. У нас с вами есть только одно право: нести двойной груз — свой и товарища, который ослаб…
Арнольд Викторович посмотрел, как мы реагируем. И вдруг громко произнес:
— Данилов!
У меня ответ сам выскочил:
— Я!
— Взять мешок у Шилова!
И опять само собой у меня ответилось:
— Есть!
Я даже чуть не побежал к Борьке Шилову, который стоял у стены и пятерней расчесывал мокрые волосы.
— Зыкин!
— Я! — ответил Бун.
— Помочь Катюше Крыловой!
— Есть! — громче меня ответил Бун и засиял.
— Вот так и будет в походе, — сказал Арнольд Викторович и пошутил: — Ешьте полусырые бифштексы! В классе имеются ребята и посильнее вас физически, но мы с Семеном Петровичем решили отобрать сильных духом. Это надежнее…
Хороший был денек! И работу закончили, и с рекомендацией уладили, и заслужили высокое звание — сильные духом!..
Когда везет, тогда во всем везет. Ходить нормально в тот день я не мог: к себе поднимался через две ступеньки на третью и ни разу не сбился до самого пятого этажа. Только вошел в квартиру — зазвонил телефон.
— Да! — говорю. — Слушаю!
А из трубки девчонка какая-то спрашивает:
— Это Данилов? Саша?
— Он! — говорю. — Он!
— А я — Римма Груздева.
— Очень приятно.
— Мне папа, — продолжает девчонка, — велел вам позвонить…
Телефон у нас рядом с зеркалом. Слушаю я Римму Груздеву и вижу, как лицо мое из просто веселого становится развеселым, потом развеселейшим и, наконец, наиразвеселейшим. Дальше некуда, а то бы оно лопнуло от удовольствия. Еще бы! Эта самая Римма сказала, что ее отец тоже геолог, что он вчера прилетел домой и привез мне от пап-с-мамой какую-то большую посылку.
— Когда, — спрашивает, — вы зайдете за ней?
— Что за вопрос! — кричу в трубку. — Да сейчас! Дайте только адрес!
Она подробно рассказала, как ехать и куда идти. Они, оказывается, кооперативную квартиру строят. Дом почти готов, и отец косметику в их будущей квартире наводит. Посылку он прихватил с собой.
Вниз, к Буну, я не через две, а через четыре ступеньки прыгал. Потряс перед ним бумажкой с адресом.
— Пошли подарки получать!
Он ничего не понял, но день был такой, что позови меня хоть на край галактики — я бы тоже пошел и не спросил, зачем и далеко ли это.
По дороге к троллейбусу я рассказал про звонок. И стали мы гадать, что там — в посылке? А тут Катюша подвернулась. Шла в магазин и нас увидела.
— Поздравляю! — говорит. — В школе вывесили оч-чаровательное объявление: двадцать пятого июня в два часа дня Зыкина и Данилова будут принимать в комсомол.
Мы с Буном переглянулись со взаимным уважением, а в груди стало и холодно и сладко, как от хорошего мороженого.
— Куда же вы, — спрашивает Катюша, — шагаете, товарищи будущие комсомольцы?
Я шучу:
— Наивный вопросик! Не знаешь, куда комсомол шагает?
— А если серьезно?
— Если серьезно, то прямиком в дом номер семнадцать. Пап-с-мамой посылку прислали! Попируем
