дорогу перешла. с ног валится. Ты Знаешь, сколько она кислого молока выпила?
— Ну?
— Литра два, не меньше. Говорит, беременная от немца.
— Точно тебе говорю, партизанка. Вот зараза! Задержи ее подольше.
Дальше они поговорили об облавах на партизан, о засадах. Мужчина был полицай. Уходить ночью — значило выдать себя с головой, поэтому я дождалась утра и, как только хозяйка пошла доить корову, шмыгнула в дверь.
Рыжая вскочила с табуретки:
— Куда ж вы так рано? Я корову подою, позавтракаем. Подождите. Подождите!
— Ой нет! Спасибо. Я через час уже у бабушки буду. Она ведь больная.
Рыжая что?то мне крикнула, но я уже не слышала: кубарем выкатилась со двора.
Пели петухи. Где?то гудели машины, слышались отдаленные орудийные залпы. Побежала на юг, в сторону кукурузного поля. Потом оно кончилось, началось картофельное. Остановилась перевести дух. И вдруг до меня донесся треск мотоциклов и крики полицаев. Не за мной ли погоня?
Ползла, шла, снова ползла, перебегала, согнувшись. Километра Два — три бежала на юг. потом повернула на восток, чтобы держать основной курс. продиралась через заросли колючек, камыша. к сере — дине дня одолела километров тринадцать, но устала неимоверно. Ноги Загрязнились от росы и пыли. нарвала картофельной ботвы и отерла грязные до колен ноги, туфли. отряхнула юбку.
В Полном изнеможении я добралась до большой дороги и села прямо у обочины, опустив ноги в ров.
Мимо меня прошли две празднично одетые старушки, поздравили С Праздником христовой троицы. Я Перекрестилась, но с места не Поднялась, не было сил.
Приблизились ко мне две женщины. Одной лет за сорок, другая помоложе. Я заметила, как, увидев меня, старшая вздрогнула. Всплеснув руками, она бросилась ко мне:
— Катенька, дорогая! Бабушка так волнуется, а ты сидишь! Иди скорей домой, я скоро вернусь.
Я растерянно захлопала глазами. Катенька? Как она угадала имя? Женщина повернулась к попутчице и сказала:
— Это ж племянница моя, Катя! Видишь, как выросла, не узнать. Ну, ты иди, я догоню, только скажу Кате пару слов…
Когда женщина отошла, моя «тетя» зашептала:
— Бедная ты моя. Слушай внимательно. Иди в Краснопавловку. Спроси, где живет тетя Марфа. Меня Марфой зовут. Наша хата напротив колодца, на краю села. Там сейчас бабушка обед готовит и мои дети с нею. Смой грязь и отдохни в чуланчике. Я скоро буду.
Я смотрела на нее, ровным счетом ничего не понимая. Тетя Марфа объяснила:
— Свои мы, Катя. Свои, дочка. Мы все о тебе знаем, иди скорей домой.
Сказала и побежала догонять свою подругу.
Вот тебе и объяснение. Полная загадка. Как это возможно, чтобы незнакомая женщина угадала мое имя и то, что я иду к «бабушке»?
На околице села я увидела несколько празднично одетых женщин, которые, щелкая семечки, о чем?то судачили. Они прекратили разговоры и уставились на меня.
— Здравствуйте, — сказала я. — Не скажете, где тетя Марфа живет?
— Уж не племянница ли ты ее Катя? Гляди, какая вымахала. Сколько ж тебе, восемнадцать, что ли?
— Да, восемнадцать.
— Как мать? Как отец? — допытывались женщины.
— Как? Как все, — вздохнула я и начала придумывать: — Отец на фронте, а мать болеет. Вот иду к тетке, чтоб хоть чем?то помогла.
Нашла нужный двор.
Маленькая, сухонькая старушка бросилась ко мне:
— Мы тебя ждали. Иди, дочка, иди в хату.
Ни о чем больше не спрашивая, старушка проводила меня в чулан. Там стояла неубранная постель со множеством подушек. Я прилегла. Что все это значит? Откуда они знают, как меня зовут, почему ждут? Но я недолго мучила себя вопросами и провалилась в сон.
— Эй, соня, вставай! — теребила меня тетя Марфа. — И в кого она у нас такая? Вставай, пора капусту поливать!
Я протерла глаза и увидела над собой доброе лицо тети Марфы, а рядом с ней полицая.
Тетя Марфа обернулась к полицаю:
— Видишь, какая вымахала! Она на брата не похожа, на мать свою похожа. Ладная, красивая.
Полицай ухмыльнулся:
— Вижу, вижу. Никак не очухается, глазами хлопает. Красивая девка.
Марфа взяла коромысло, ведра, и мы пошли по дорожке через огороды. Я — Впереди, она — следом.
— Как тебя зовут, девочка? — осторожно спросила она.
— Катя.
— Катя? — теперь у тети вытянулось лицо. — правда катя? ну и диво! как же это хорошо, что я тебя племянницей назвала! с раннего утра полицаи на мотоциклах туда — сюда гоняли, искали кого?то. говорят, какую?то девушку, партизанку. мама о тебе богу молилась. я с утра собиралась в гости пойти, да не пошла. стала искать тебя, боялась, что убьют. и к лесополосе бегала, и в овражек — спасти хотела. не нашла, а потом, когда в церковь направилась, — вижу, да ведь вот же она, сидит у дороги, грязная, измученная. это святая сила прислала тебя к нам, катя. ты в безопасном месте. нам не раз приходилось прятать людей. моего брата и невестку расстреляли, их детей я к себе взяла. те, что у нас, — это их. теперь я буду называть имена родственников, а ты запоминай. на случай, если начнут расспрашивать.
Я провела у тети марфы два дня. раньше уходить не следовало, могло показаться подозрительным. с утра до вечера помогала ей с Хозяйством. она то и дело покрикивала и поругивала меня за нерасторопность. мой пропуск на имя Кати Костюченко тетя Марфа зашила в подол платья и протянула мне новый пропуск, на имя учительницы ольги павловны ковбасы.
— Незачем тебе выдавать свое имя. Мы достали тебе этот пропуск, мало ли что.
Добрая, хорошая тетя Марфа! Советская женщина, великая сердцем мать! Знала бы ты, как тяжело мне было уходить от тебя, от твоей заботы и ласки. за два дня ты так обогрела меня, успокоила и Поддержала, что это еще долгие месяцы согревало душу.
Колосилась рожь, пели перепела, жаворонки. Но вот послышался близкий грохот орудий.
Как ты обманчива, фронтовая дорога!
На одном из огородов работала женщина. Я подошла к ней, спройила дорогу.
Она объяснила. Потом заговорила о своем:
— Учительница, говорите. Может, поможете? У моей дочки нарыв на ножке. Кричит днем и ночью. Еще помрет… Воды у нас холодненькой попьете.
Я пошла за женщиной следом. Осмотрела девочку. На пятке правой ноги у нее вздулся нарыв величиной с кулак. девочка умоляющими глазками наблюдала за мной и шептала:
— Помогите, тетенька… помогите, тетенька.
Я вспомнила, как моя бабушка накладывала на нарыв ЖИДКУЮ глину. Компресс из глины, особенно из красной, хорошо сбивал температуру и способствовал тому, чтобы нарыв лопнул.
Мы нашли глину, размочили ее в воде, растерли в деревянной миске и приложили к воспаленной ноге девочки. компресс подействовал, и скоро девочка притихла, как бы прислушиваясь к тем изменениям, которые происходили под слоем глины.
Женщина попросила зайти к ней в комнату.
Я согласилась. на табурете сидела старушка с распущенными седыми волосами. дочь старушки расчесывала ей волосы, ругая на чем свет стоит:
— Ну, что вылупилась, выдра старая! Чтоб ты сдохла, проклятая! Не дала мне на мельницу сходить.
