Извини меня. Ты же сам режиссер, ты должен понимать!
– Женя, но вы…
Я говорю:
– Анхель, я был свидетелем того, как вы кричали Коле Сличенко в фойе театра «Ромэн», что он не артист! Вы такой нашли способ давления на артиста, чтоб он выполнил задачу.
Он захохотал, он уже забыл про это.
– Женя, я вас простил! – и обнял.
Анхель был как ребенок…
Потом он уехал в Испанию. А когда артистка Ира Куберская (у нее был эпизод медсестры в «Салют, Марии») стала женой какого-то идальго испанского, она встречала там Анхеля Гутьереса, и он передавал мне привет из Испании!
Это важно мне рассказать потому, что дальше я еще коснусь отношений с Иосифом Ефимовичем, которые для меня оказались не очень простыми.
Плохой хороший герой-любовник
Потом был фильм «Плохой хороший человек». Доктора Самойленко должен был играть Папанов, искали актера на роль Лаевского. В это время как раз Козинцев закончил снимать «Короля Лира», где шута играл Даль…
Хейфиц посмотрел фильм «Король Лир», ему очень понравился Даль, и он сказал мне:
– Женя, делайте что хотите, я хочу снимать Даля в роли Лаевского!
Дело в том, что соревнование между Козинцевым и Хейфицем было всю жизнь. Они руководили Первым творческим объединением на «Ленфильме». Они были соседями по даче, через заборчик: у них были дачи в Комарово. У кого лучше растут цветы – это соревнование жен, а у кого лучше фильм – это было соревнование мужей.
Олег Даль в это время служил в театре имени Ленинского комсомола в Ленинграде. Театр был на гастролях в городе Горьком. Я сел в самолет и полетел туда разговаривать с Далем.
Мы не были знакомы, но я был знаком с его женой Лизой Апраксиной. Она работала на «Ленфильме». Я прилетел в Горький на спектакль «Выбор», который блистательно сорвал пьяный Даль. Я приехал, а спектакля нет… Спектакль закрыли.
Я сидел в кабинете режиссера этого спектакля Розы Сироты, она была очень расстроена! Мы с ней поговорили, она слегка успокоилась и спрашивает:
– Ну, и как же вы собираетесь его снимать?
Я говорю:
– Ну, во-первых, собираюсь не я, а Хейфиц, а во-вторых, может быть, мы что-нибудь придумаем.
– Ничего вы не придумаете!.. Кого он должен играть?
– Лаевского!
– О-о-о! Он такой талантливый! – она очень хорошо говорила о нем.
А потом сказала сакраментальную фразу, которую я всегда помнил, когда снимал Даля:
– Вы знаете, что Даль не герой-любовник? У него мяса не хватает для любовника!
И действительно, все попытки склонить его к ролям любовников не получались.
Я привез Олега в Ленинград. К моменту начала съемки пробы он уже был пьян, сильно пьян… но играл блистательно. Я помню, как он отмокал в холодных ваннах на какой-то квартире, где его ассистенты и помощники приводили в чувство…
Художник И. Каплан пользовался громадным уважением в цехе реквизита киностудии «Ленфильм», и благодаря Каплану я знал, какие там есть уникальные вещи.
В данном случае речь шла о хрустальном фужере царских времен. Этот реквизит на восемьдесят процентов состоял из уникальных вещей кладовых Зимнего дворца. В 20-х годах комиссия Наркомпроса решала, что нужно музею, а что можно отдать киностудии. То, что с точки зрения ученых было бросовым, с точки зрения кинематографа было удивительным: были там веера из страусовых перьев тех времен, и были какие-то табакерки для нюхательного табака, это были штучные уникальные вещи. Кстати, я потом узнал, что кто-то из членов комиссии вместе с реквизитом перешел работать на киностудию.
А какая была мебель из Зимнего дворца! В кабинете директора Киселева стоял гарнитур карельской березы, настоящей карельской березы, полированный, громадный гарнитур: стол для совещаний с письменным столом, со всякими горками, трельяжами, и прочее, прочее… с креслами, стульями, и ножки у всех этих предметов заканчивались маленькими оленьими копытцами… А какие шубы генеральские были в костюмерных! Куда это делось?..
И давали это не каждому художнику, не каждому режиссеру и не на каждый фильм. Но Хейфицу давали все, что выбирал Каплан, а он эту эпоху знал замечательно.
Так вот, на пробе у Даля был хрустальный фужер из штучного реквизита.
Сима Городниченко – реквизитор:
– Олег Иванович, я вас очень прошу, осторожней…
– Что осторожней?
– С фужером.
– Да никуда не денется твой фужер!
И вот заканчивается проба, и Олег показывает темперамент актерский… «хлоп!» этим фужером об пол павильона.
Просто Даль прочитал эту сцену так:
– Лаевский может быть подвыпившим, плюс истерика в конфликте с фон Кореном!
Так закончилась эта проба. Но вопрос с Лаевским был решен – Даль!
Пуговица Хейфица
А вот на роль фон Корена Хейфиц долго не мог решить, кто.
Мы с Кривицкой напирали на него: возьмите Высоцкого!
– Нет, перестаньте. Он там ноет под гитару, а тут другое дело!
Спектаклей с Высоцким он не видел.
К этому времени Театр на Таганке приезжал уже пару раз, и я бегал в «Пятилетку» смотреть все спектакли, поскольку жил совсем рядом, на улице Писарева. Мне очень нравился Высоцкий.
Мы напирали, напирали на Хейфица и уговорили его снять пробу.
Высоцкий приехал в Ленинград с Мариной Влади, и они остановились в «Астории». Помню, Марина сидела с томиком Чехова у нас в павильоне во время проб, а потом и во время съемок. А мы все еще продолжали искать героиню – Надежду Федоровну. Так кто же, кто же?
Ко мне подошел Володя:
– Слушай, Женя, поговори с Хейфицем, может, он Маринку возьмет? Она очень хочет сыграть у него в чеховской вещи!
Я поговорил с Хейфицем…
Он сказал:
– Нет, Женя, я боюсь! Она иностранная подданная… Юткевич ее взял – нахлебался всего. Это будет очень сложно.
Я говорю:
– Но она член компартии Франции!
– Нет, нет, не хочу…
С Мариной у меня разговора не было, а когда Володя спросил, я ему сказал, что вот так и так…
– Жалко!
Мне тоже было жалко.
Пока Володя снимался, Марина читала, но в десять вечера она закрывала томик Чехова. И спрашивала:
– Женя, нельзя ли попросить машину до гостиницы?
– Марина, что вы так рано уезжаете?
А съемка была до двенадцати.
– Женя, я же актриса, мне нужно хорошо выглядеть…
Я это говорю в назидание нашим актрисам, которые могут себе позволить сидеть в гостях до двенадцати, пить водочку или еще какие-нибудь напитки, а потом жаловаться на судьбу, что плохо выглядят и их мало снимают. А Марина Влади уже была звездой французского кино, но в десять вечера ехала домой. Здесь ее любимый снимался, она наслаждалась и упивалась тем, как он играет, всем съемочным процессом… но в десять часов вечера она должна была уехать в гостиницу, чтобы в одиннадцать лечь спать, потому что она актриса и должна хорошо выглядеть!
Высоцкому нравилось сниматься у Хейфица. Однажды он мне признался:
– Женька, знаешь, я к Хейфицу пойду на любой эпизодик… Не надо даже роли! Вот предложит мне эпизод, я буду сниматься!
– Чего так? – спрашиваю.
– Ты знаешь, – говорит, – я на всю жизнь запомнил утверждение моего костюма. Ты помнишь?
– Утверждение как утверждение…
– Ты помнишь, кто был тогда?
Я начал перечислять:
– Был Хейфиц, Маранджян, Каплан, я, художник по костюмам и кто-то из ассистентов.
– И вот, – говорит он, – я стою в костюме, и такая делегация приходит утверждать костюм. Я уж не помню, кто что сказал, я только помню, что Хейфиц сказал: «Все хорошо, мы утверждаем этот костюм, только запомните, что на сюртуке последняя пуговица должна держаться на одной нитке, на одной, подчеркиваю! И болтаться! Чтобы это характеризовало холостяка!»
Вот Хейфиц какой молодец! И молодец Володя, который отметил и запомнил это!
Потом он смеялся:
– Я никогда не знал, что можно так утверждать костюм. Я ведь в основном на Одесской киностудии снимался, а там как – в чем приехал, в том и снимаешься!
Был еще один очень показательный момент с Высоцким.
Как-то в Евпатории мы снимали на улочке под стенами рыбзавода. Все сотрудники рыбзавода в белых халатах высунулись в окна и сверху смотрели на съемку, а в съемке были заняты Высоцкий, Даль и Папанов. Когда съемка закончилась, вышли девочки и мальчики с ящиками. В одном ящике – копченая кефаль, в другом – копченая скумбрия. Они подошли к Высоцкому и сказали:
– Это вам, Владимир Семенович!
Надо сказать, что Папанов болезненно воспринял это: «Владимир Семенович – это вам!»
А Володя сказал нам:
– Возьмите это с собой на Кавказ!
– Ты чего, Володя?
– Берите, берите, я пару рыбок возьму!
Он из ящика с кефалью взял две рыбки, и все.
– А это вы с собой!
– А нам куда?
– Я к вам приеду, вместе будем закусывать! Забирай!
И мы действительно взяли это в Пицунду, куда переехали для продолжения съемок.
– Вы снимайтесь, мы вас озвучим!
На роль дьякона тоже долго искали актера. У Хейфица была проблема с этим дьяконом, а потом он «влюбился» в Корольчука:
– Хочу Корольчука! – и все.
А Корольчука забрали в армию. Но Хейфиц зациклился. Да и мы, собственно, понимали, скольких это стоило мучений – найти артиста на роль дьякона, так что искать заново кого-то… И уже начали снимать. Что делать?
Тут я вспоминаю про своего товарища – Натана Печатникова, который работал директором