фильма «Блокада», и у него были крупные связи с военными.
Я говорю ему:
– Вот такая вот история, можешь помочь?
– Я думаю, что да!
Потом позвонил, сказал:
– Корольчук будет служить на Дворцовой площади!
Там что-то с внутренними войсками связано. Многие артисты так служили, а он был артистом театра имени Комиссаржевской, только закончил институт. И его забрали туда служить.
Я присутствовал при разговоре Натана с адъютантом командующего внутренними войсками, в ведомстве которого служил Корольчук. Мы договорились, что режиссер фильма «Плохой хороший человек» Евгений Татарский может звонить вот этому адъютанту, и что по звонку Татарского солдата Корольчука будут отпускать на съемки.
Все было хорошо. Снимали в Ленинграде, потом была натура, и его нужно было уже на несколько дней забирать, но все работало безупречно, машина была отлажена: звонок – Корольчука отдают в распоряжение кинорежиссера Татарского.
Закончилась эта история тем, что, когда мы заканчивали снимать, позвонил Корольчук и сказал:
– Евгений Маркович, у вас так все хорошо получалось, может, вы меня и демобилизуете?
А он уже там год отслужил.
– Ну, черт с тобой!
Я позвонил адъютанту, и он организовал Корольчуку дембель. Корольчук окунулся в свою работу в театре Комиссаржевской. А когда нужно было озвучиванием заниматься, помощники позвонили Корольчуку и пригласили на озвучивание.
Он сказал:
– Я не могу, меня Агамирзян не отпускает!
Я звоню Корольчуку:
– Ты чего, подлюка? В чем дело? Если б я знал, что ты будешь так разговаривать, ты бы у меня служил до 12 ночи 31 декабря. Мне было бы это сделать проще, чем демобилизовать тебя! Ты что?
– Я не могу, Евгений Маркович! Меня демобилизовали, я в театре… а здесь не отпускают.
Короче говоря, Высоцкий приезжает на озвучивание, Даль приезжает, Папанов… а Корольчука нет. Пришлось одну и ту же сцену дважды переозвучивать: сначала тех, кто был, а потом уже дописывали Корольчука… Но вскоре выяснилось, что он категорически не умеет смеяться, а роль дьякона строилась на хохоте, на смехе, он все время заливался и смеялся. А Корольчук не мог!
Пришлось эти сцены доозвучивать. Это делал артист «Студии киноактера» Гелий Сысоев. У него была, кстати, замечательная шутка: Сысоев говорил коллегам, которые снимались:
– Вы снимайтесь, мы вас озвучи́м!
Не озву́чим, а озвучи́м! И он с успехом хохотал за Корольчука!
Как Даль Чечельницкого обманул
Как-то ко мне подошел мой коллега, Юра Чечельницкий, и попросил взять его вторым сорежиссером:
– Женя, мне ничего не надо, только зарплату: естественно, никаких постановочных, ничего! Я просто голодаю! Мне нужно работать!
Я пошел навстречу. Я был вторым режиссером Хейфица, и очень многие вопросы на «Ленфильме» решались просто. Я мог ногой открывать двери всех кабинетов, кроме кабинета директора киностудии, так как я был не собственно Женя Татарский, а я был второй режиссер Иосифа Ефимовича Хейфица, народного артиста СССР, Героя социалистического труда, Первого секретаря Союза кинематографистов Ленинграда!
Решили этот вопрос, Юру прикрепили к картине сорежиссером.
Как-то ему было поручено отправлять Даля из Ленинграда, следить, чтоб он сел в самолет.
Мы снимали в Пицунде, а жена Олега – Лиза Даль – ездила его встречать в аэропорт Сухуми.
Юра звонил ей:
– Даль отправлен! – Лиза садилась в машину и отправлялась в Сухумский аэропорт. Пока самолет летел 3–3,5 часа, Лиза доезжала до Сухуми и ждала там Олега.
А однажды она вернулась одна.
– Как? Что?
– Он не прилетел!
– Как не прилетел?
– Его не было!
Я говорю:
– Ты была в самолете?
– Была.
– Ты посмотрела за креслами, везде?
– Посмотрела.
– Я не могу Юрке не верить, это его хлеб! Понимаешь, если Даль отправлен, значит – отправлен!
Съемка была сорвана! От меня зависело, как это подать Хейфицу, чтобы это было незаметно, а чтобы Даль никого не подвел, мы доснимали какие-то хвостики…
А на следующий день, или через день, прилетел Даль и говорит:
– Женюра, рассказать тебе, как я удрал из самолета?
– Ну, расскажи!
– Он меня, твой этот противный, посадил в самолет…
…Аэропорт в Ленинграде недалеко от площади Победы. А на площади Победы стоят два дома-близнеца, и в одном из них живет некто Даша Приставка. В ее однокомнатной квартире сидел Даль, сидел Конецкий и кто-то еще сидел, и сильно выпивали. И вот Далю надо улетать. А Даша – женщина строгая, она была завучем английской школы, говорит:
– Тебе надо лететь!
Вызвали такси. Привезли его в аэропорт. Там он попал в лапы Чечельницкого и оказался в самолете. Когда Юрка уходил, трап уже отъезжал. Олег мне рассказывал:
– Тоска зеленая! Они выпивают там, а я в самолете и должен лететь! Я к летчикам пошел и говорю, что мне надо трап срочно! Ребята свистнули, сказали в микрофон что-то такое, и трап снова подали!
И сияющий радостный Олег мне заявил, что вот таким образом он убежал из самолета и снова попал в однокомнатную квартиру Даши.
Вдали от жен, от детей…
В Пицунде снимали долго и нудно сцену дуэли. Там был световой режим. Лил дождь, а нужно было солнце. Я помню, это продолжалось не один день и не семь дней, а гораздо дольше. Сниматься должны были Высоцкий и Даль.
Ну вот, как будто бы все сошлось по погоде, и можно снимать. А героев нет. Но хотя бы второстепенных персонажей можно снять. Доктора Устимовича играл телевизионный режиссер детской редакции Ленинградского телевидения Герман Лупекин. А два артиста «Студии киноактера» Игорь Ефимов и Павел Кошлаков играли секундантов.
У доктора Устимовича вся роль: ходит по поляне и время от времени вляпывается в коровьи лепешки, смотрит на подошву и говорит:
– Господа, давайте начинать, у меня еще масса визитов в городе, – и достает часы-луковицу из кармашка.
Два секунданта:
– Господа, кто-нибудь помнит, как это делается?
Вот это нужно было снимать. Ну и дьякона, который через кукурузу подглядывает, тоже можно снимать.
Я говорю:
– Давайте доктора! Лупекин его фамилия, Герман Лупекин!
Никого нет. Решительным тоном спрашиваю:
– Где Лупекин?
Кто-то из ассистентов подходит:
– Евгений Маркович, извините, мы забыли его в Гаграх!
Часть группы жила в Гаграх, часть – на птицефабрике, я в том числе. А Хейфиц жил в коттедже в самой Пицунде.
– Так, давайте машину – быстро за Лупекиным!
Только машина отъехала, подходит ко мне кто-то из ассистентов и говорит:
– Вообще-то, на самом деле его забрали вчера в вытрезвитель, и мы забыли его вытащить оттуда. Вот сейчас его уже вытащили из вытрезвителя!
– Хорошо! Давайте пока снимем секундантов! Ефимов, Кошлаков!
Приходит Кошлаков. На его лице царапина. Приходит Ефимов – у него фингал под правым глазом. Он сразу сообщает:
– О ручку двери ударился.
Я говорю:
– Что за детский сад!.. Гримеры, замаскируйте их так, чтобы ни царапины, ни фингала не было видно!
Короче говоря, пока ждали погоды 10–12 дней, все расслабились, скучно. Вдали от жен, от детей, от семьи все стали чувствовать себя свободными:
– Ну что, давайте выпьем!
– Давайте!
И вот результат.
Через полтора часа привозят Лупекина. Хотя от центра с хорошим водителем-грузином туда-обратно 45 минут…
– Давайте снимать!
Спрашиваю реквизит: часы, кольцо, а там было такое шикарное обручальное кольцо… Ни кольца, ни часов! И в тот момент помощники вспоминают, что забыли их в вытрезвителе. Лупекина забрали, а вещи ценные забыли.
Но группа не может ждать еще полтора часа, пока съездят туда и обратно.
– В группе у кого-то есть похожие часы?
Аналогичных ни у кого не было, но чуть-чуть схожие нашлись.
– Кольцо широкое у кого есть?
Кольца нашлись разные, и мы подобрали более- менее подходящее.
Хейфицу ничего сказано не было. Я шепнул Маранджяну:
– Генрих, не поднимай волну, тут вот такая история…
– Женя, все будет нормально!
Сняли. В кадре: ходит длинный странный человек, похожий на журавля, на длинных тонких ногах, вляпывается в дерьмо:
– Господа, давайте начинать, у меня еще масса визитов в городе! – тут он достает часы, и должно быть видно обручальное кольцо.
На таком плане, если оператор специально не акцентирует, все сходит.
Но меня уже нервно колотило. Один с царапиной, другой с синяком, третьего привезли из вытрезвителя… а еще и реквизит!..
Потом вся группа была собрана, и было по этому поводу высказано все!!!
Во фьорды!
Когда Даля уже не надо было отправлять в Сухуми, так как он приехал в отпуск, Юра Чечельницкий перебрался к нам из Ленинграда.
В один из съемочных дней в его задачу входило найти осла… Нужен был осел для сцены пикника. И он нашел его высоко в горах в армянском селении, это был единственный на побережье осел! Армянский осел был, и Юрка грузил его там при помощи группы товарищей армянского происхождения, а здесь разгружал с нашими рабочими.
И вот я смотрю, как идет разгрузка осла с автомобиля.
А впереди меня стоял Хейфиц с женой Ириной Владимировной, и я слышу, как он ей сказал:
– Ирина, вот смотри, вот темперамент настоящего второго режиссера! Вот кто умеет быть
