прикрытие «полосатых» и считая достаточным собственных пулеметов и оружия досмотровой группы на борту. Предусмотренная доработка силовых установок с впрыском воды на входе в двигатель, повышавшая производительность компрессора и располагаемую мощность с одновременным охлаждением двигателя, однако, не прижилась: система требовала использования дистиллированной воды в условиях, когда и обычной то и дело не хватало.
При необходимости вертолеты оснащались бомбами — средством поражения куда более мощным чем привычные С-5 и С-8. Обычно использовались осколочно-фугасные бомбы калибра 100 и 250 кг или РБК-250 с осколочной «начинкой», каждая из которых несла по 150 мелких килограммовых авиабомб или 42 бомбы по 2.5 кг — оружие, как указывалось в руководстве по применению, весьма эффективное «по живой силе и технике противника в районах сосредоточения и на марше» (что как нельзя лучше подходило для караванов и стоянок мятежников). Бомбы использовались при столкновении с крупной и защищенной целью, а РБК позволяли накрыть обширную площадь, поражая даже разбегающегося и прячущегося неприятеля и давая впечатляющий результат сплошного накрытия цели, где в дымном эллипсе в сотню метров все исчезало в сполохах разрывов. Чаще других бомбы несли Ми-24 в 239-й овэ, где горы со множеством укрытий делали недостаточным другое оружие. В Газни использовали даже «пятисотки», причем поначалу не обошлось без недоразумений: бомбили с небольшой высоты залпом неподалеку от аэродрома, вертолеты ударной волной разбросало в стороны, а в самом гарнизоне сыпались стекла и все ходило ходуном.
Часть вертолетов Ми-24 доработали под установку тяжелых НAP типа С-24. Внушительные двухметровые ракеты можно было прицельно применять с дальности более 2000 м, оставаясь вне зоны досягаемости душманских ДШК и ЗГУ а их 123-кг БЧ при весьма высокой точности не уступала осколочно- фугасной бомбе. На открытой местности поражающий эффект усиливало использование радиовзрывателя РВ-24, подрывавшего ракету над целью, полосуя ее сверху градом 4000 массивных осколков и фугасным ударом. В 239-й овэ первый показательный пуск выполнил сам комэск, в качестве мишени выбрав заброшенную мечеть прямо у аэродрома. Прямым попаданием строение разворотило до основания, разметав в пыль глинобитные стены.
Применение также нашли подвесные пушечные контейнеры УПК-23-250, в ряде случаев оказавшиеся более эффективными, чем блоки НАР. Пушка ГШ-23Л обладала мощным поражающим действием, прошивая очередью даже неуязвимые для ракет метровые глинобитные дувалы, уничтожая транспорт караванов и благодаря точности огня и высокой прицельной дальности демонстрируя преимущества в дуэльных ситуациях при встрече с душманскими ДШК и ЗГУ. В одном из таких случаев при высадке спецназовцев из Джелалабада в сотне метров от «восьмерок» комэска 335-го обвп Л.М. Райляна внезапно ожила «сварка» (так прозвали ДШК за характерные вспышки при стрельбе). Огонь в упор мог стать фатальным, но ответный залп подвесных пушек командирского Ми-8 буквально разнес каменистый дувал и пулемет вместе с расчетом.
В кандагарском отряде 205-й овэ вертолеты с С-24 выполняли вылеты на ночную «свободную охоту», используя очки ночною видения ПНВ-57Е и спецназовские ночные бинокли БН-2. Полеты выполнялись над пустыней и в предгорьях, обычно экипажем комэска и штурмана эскадрильи. Однако вылеты проходили без особых результатов: армейские средства ночного видения были слабоваты для поиска целей и сколько- нибудь эффективного прицеливания. Летчики пробовали вести поиск, ориентируясь на свет фар, и провели несколько ночных атак, но контрольные вылеты наутро не подтверждали успеха. Тем не менее распоряжением начальника разведки ВВС 40-й армии требовалось продолжать ведение поисковых полетов днем и ночью, парами и отдельными вертолетами «путем визуального наблюдения». Очевидно, что неудачи ночной работы явились следствием недостатков организации и отсутствия продуманной тактики — все же в других частях такие вылеты с использованием САБ давали результаты.
Все вылеты, за исключением связных и транспортных, осуществлялись, как минимум, звеном в составе пары Ми-8 и пары Ми-24. Это правило, не раз подтвердившее свою необходимость, распространялось и на доставку грузов на удаленные посты, эвакуацию раненых и ПСС — все случаи, чреватые встречей с противником. Убедительным примером стал случай в Баграме 4 марта 1987 г., где две «восьмерки» С. Калинина и Е. Симороза из поисково-спасательной группы, вылетевшие подобрать, сбитый экипаж без сопровождения Ми-24, были тут же расстреляны прямо у аэродрома. В сгоревших вертолетах погибли все летчики.
В опасных районах иной раз группа включала усиленное прикрытие: пару Ми-8 сопровождало звено Ми-24, охраняя их на маршруте спереди и сзади и образуя плотное кольцо над местом посадки, однако такой практике препятствовало ограниченное число имевшихся под рукой боевых вертолетов, для которых постоянно находилось слишком много задач.
При работе в приграничной полосе (особенно на Хостийском и Кунарском направлениях) вертолетчикам иногда выделяли истребительное прикрытие МиГ-23МЛД из Баграма и Кандагара, задачей которых было отражение возможных действий пакистанских F-16. Справедливости ради надо заметить, что случаев а так наших вертолетов со стороны F-16 не отмечалось, а сами пакистанцы больше были озабочены предотвращением инцидентов с нарушением границы: моджахеды свободно пересекали ее, располагая лагерями и базами но обе стороны, и но ним время от времени советской и афганской авиацией наносились бомбовые удары, и проводили операции разведгруппы. Случались и штурманские ошибки, результатом одной из которых 3 октября 1987 г. стала посадка заблудившейся пары советских Ми-8 в Пакистане у города Читрала. Их экипажи уже через пару дней были переданы советскому Посольству, а Советский Союз за сотрудничество выразил признательность пакистанской стороне.
При необходимости к делу привлекалось дежурное звено Су-25, находившееся на аэродроме в готовности поддержать спецназ мощным ударом с воздуха. Взаимодействие со штурмовиками получило особенно широкое распространение в Кандагаре и Лашкаргахе, где рядом с 205-й овэ находилась штурмовая эскадрилья 378-го ошан, и подлетное время исчислялось минутами, обеспечивая оперативность поддержки. Штурмовые удары обычно планировали при осуществлении рейдов спецназа на душманские базы, как для предварительной «расчистки», так и для наращивания ударов и подавления сопротивления в ходе операции. Помощь штурмовиков нередко становилась необходимой и при эвакуации разведгруппы, когда пары блоков и пулеметного огня вертолетов оказывалось недостаточно, чтобы «осадить» наседавшего неприятеля. Появление «грачей», несущее за собой сотрясающий землю бомбовый удар и залпы десятков ракет, внушало должное уважение и, как правило, позволяло переломить ситуацию и свою пользу.
При совместной работе авиации наиболее эффективным являлось «разделение труда»: хорошо знавшие местность вертолетчики, успевшие буквально «исползать» ее па малой высоте, обеспечивали целеуказание ударной группе Су-25, обозначая цель залпом НДР, после чего, ориентируясь по взметнувшимся пыльным «пристрелочным» разрывам, на нее обрушивались «грачи». Завершая БШУ, вертолеты осуществляли «зачистку», подавляя уцелевшие очаги сопротивления. Хорошие результаты также давало использование вертолетов в качестве воздушных КП, в их роли вместо специальных машин
