- Чека правды добьётся. - Ромка начал собирать револьвер.
- Я сам его разъясню! Сию минуту отправлюсь в госпиталь и мозги ему прочищу!
- Комиссар ушёл, а Лютиков тебя не отпустит.
- Какой комиссар, когда речь об истине?!
- Нет, Гарька, ты как хочешь, а я не намерен нарываться на взыскание ради пустого дела. - Ромка откинул «окошко» и принялся вставлять патроны в барабан. - Своё дело мы сделали. Теперь и Лохова распотрошат, и его сообщников.
- Тогда я пойду один.
- Ежели что, я тебя прикрою, - Ромка вздохнул. - Не ходил бы ты, а? Без тебя обойдутся.
Гарька упрямо покачал головой.
- Ну, как знаешь. Что ещё сказал Яценко?
- Вечером нас вызывают в Чеку, показания будем давать.
в госпитале Гарька по проторённой дорожке добрался до Померанцевой, та подсказала, где искать Лохова. Койка поэта стояла у стенки, на ней лежала мумия, плотно замотанная в бинты. Рядом на стуле дремал чоновец.
- Не дозволено, - сказал он лениво, просыпаясь. - Геть отсюда, хлопец.
- Я только поговорю с этим паразитом.
Чоновец встал - медведище в шинели, огромней Храпова.
- Ты глупый чи глухий? Не дозволено! Иди соби поздорову.
- Кто это? - Мумия со стоном повернулась. Голос с трудом можно было расслышать, слова звучали невнятно.
- Лохов, вы меня помните?
- Лохов? - Снова стон. - Ах, это я - Лохов… не помню, простите… голова…
Вошла сестричка, позванивая склянками на подносе.
- Что вы тут делаете? Уходите.
- Неужели ничего не помнит?
- Нет, нет… ступайте же.
- Я гоню, а он нейдёт, - пожаловался чоновец.
- Нейдёт! - передразнила сестричка. - Плохо гонишь, Грошко. Ты тут главный, а тебя кто попало цукает.
На просторном лицо чоновца изобразилось раздумье. Не дожидаясь результатов, Гарька повернул к выходу.
- Врёт или нет? - бормотал он на ходу. - Если башку сильно покорёжило, вполне может быть, видал я такие случаи. Или прикидывается?
Прохожие шарахались или поглядывали на него с улыбкой; какой-то малец засвистел, скосил глаза и вывалил язык, изображая полоумного. Гарька спохватился и загнал рассуждения внутрь. Чтобы отвлечься, стал смотреть по сторонам, благо сторона пошла знакомая - здесь поблизости он встретил Аделаиду. Где она, как она?..
И тут товарищ Случай вновь явил ему своё расположение: просвет лазури в серой пасмурной толпе. Платочек то исчезал, то вновь появлялся далеко впереди. Сердце подсказало - это не ошибка, это Она! И не обмануло.
- Аделаида! - крикнул Гарька, расчищая себе путь локтями. - Куда же вы?
К счастью, из людной улицы свернули в другую, тихую. Горшечников взял в карьер. Платочек спасался от любви, как от смертельной опасности, уводил Гарьку в лабиринт кривых замызганных проулков, пока оба не очутились в тупике, перекрытом небольшим домиком.
Отступать было некуда. Развернувшись, Аделаида сжала кулаки, наклонила голову. Вид у неё был угрожающий. Смутившись, Гарька сбавил шаг и обратился к ней ласково, чуть не заискивающе:
- Что ж ты от меня бегаешь? Вроде не Квазимодо какой. Ты не подумай, намерения у меня самые честные.
Девушка молчала, только сильнее напружила плечи. Гарька подпустил сахару в голос и приблизился к строптивице вплотную.
- Дай хоть поглядеть на тебя как следует! Открой личико!
- Твою мать, Горшечников, как ты мне надоел! - сказала вдруг девушка не своим, но удивительно знакомым голосом, размахнулась, и кулак её с треском впечатался в гарькин лоб.
* * *
Красные закатные лучи осветили белёную стену. Гарька разлепил глаза. Левый открылся сразу, а правый - с трудом. Горшечников пощупал веко. Ресницы слиплись от крови, натекшей в глазницу из ссадины на лбу.
Чем она его приложила? Вроде кастетом. До чего похожа! может, сестра? Да нет, никакая не сестра. Это был сам Дрон Злоклятов.
Горшечников застонал от боли и стыда. Встал на четвереньки, потом, держась за стену - на ноги. Он очутился в палисаднике какого-то дома, судя по тишине и запустелому виду - нежилого. Наган исчез, документы были на месте.
Спотыкаясь, едва разбирая дорогу, он добрёл до своей улочки. Уже темнело. Лютиков стоял у калитки.
- Где ты был? - спросил он резко.
- Я… - Гарька взялся за голову.
- Улизин и Грамматикова отправились на поиски. Комиссара ещё не поставили в известность, но, как только он вернётся, поставлю. В каком ты виде? Ты что, пьян? - В голосе помполита звенел непривычный металл.
- Я не пил. Меня ударили.
- Так.
Лютиков взял Горшечникова под руку и потащил за собой. Гарька покорно плёлся рядом. Голова кружилась, и всё тошнило, как у царя Бориса Годунова.
Помополит привёл его в гостиную дома Делакуров, велел сидеть смирно и вышел. Через минуту вернулся с тазиком, промыл Гарьке ссадину на лбу.
- Видок у тебя, брат… и как это тебя не задержали? Кто тебя ударил? Бандиты бы в живых не оставили. Напали хулиганы?
- Я за девушкой пошёл…
Лютиков выпрямился, с досадой хлопнул себя по коленям.
- Ну, Горшечников! Что тебе Север говорил?
- Да ведь я её не в первый раз видел! Я в неё давно влюблён… Только это не девушка. Это Дрон Злоклятов.
Лютиков посмотрел так, будто у Гарьки отросли рога.
- Но я же думал, это девушка! Он был в платье, в платке, глаза накрашены… талия, как у осы, - добавил Горшечников с сожалением. - Знал бы, кто это - своими руками убил бы гада!
- Пока что он тебе своей рукой плюху вкатил, - заметил Лютиков.
Гарька опустил глаза. Будут теперь ему всеобщие срам и посмеяние. Вот тебе и революционная зоркость - Злоклятова за девку принял.
Застучали сапоги по ступенькам, скрипнула, отворяясь, дверь. Гарька втянул голову в плечи.
- Что стряслось? Горшечников, что у тебя с лицом?
Конец моему тутошнему служению, - подумал Гарька. Придётся переводиться. А куда? Разве в Туркестан, бороться с басмачами; уж там его точно никто не знает.
- Горшечников только что разоблачил шпиона, - сказал помполит. - К сожалению, тот сумел уйти.
- Кто это был? - спросил Чернецкий.
- Злоклятов-младший, - еле вымолвил Гарька.
Север дрогнул бровью.
- Каков наглец! Как же он осмелился?
- Замаскировался, - сказал Гарька обречённо. - Нарядился в женское платье.
