Святой Антоний из Падуи,разыскиватель пропаж,тут снегу столько нападало,что след потерялся наш.Развешаны в небе простыни,раздвинешь — там новый ряд,лишь пудры алмазной россыпипод фонарями горят.Святой Антоний из Падуи,вершитель малых чудес,найди мне обруч и палочку,и сад, заросший как лес.Губную гармошку папинус коричневым ободком,насквозь и навек пропахшуюмужским душистым платком.Верни мне девчачьи россказни,скамейку, где я ждалаподругу почти что взрослую,что так волшебно врала,и ветер воздушно-капельный,и ливня краткий галоп,и радость мою, что канулав седой московский сугроб.Святой Антоний из Падуи,запёчатлённый в векахпростой раскрашенной статуей —мужик с дитём на руках,найди меня в этом городе,зарёванную умой,дай молча хлебнуть из горлышка,домой вороти, домой.
* * *
Как было весело, Господи, как мы смеялись!Как мы смеялись — до визга, до слёз, до захлёба…Нянька сестрёнкина, мы её звали тёть-Тома,пальцем грозила, а было ей лет восемнадцать.Пальцем грозила она и сама хохотала,нас же стращала: у них на селе говорили,кто, мол, смеётся без удержу — скоро заплачет,так нас пугала она и сама же смешила.Были родители нами отпущены в гости.Томка для нас пропускала вечернюю школу.С ней мы играли в театр: одевались нелепои представляли, вопя, сумасшедших и пьяных.Пьяных у нас лучше всех представляла тёть-Тома:так спотыкалась она, так смешно голосила —Танька, сестра, заливалась до мокрых колготок!Часто, видать, на селе эту пьесу давали.Ночь наступала. Родителей где-то носило.В кухне, в углу за буфетом, на койке железнойТомка шептала молитвы — быть может, прощеньяза скоморошины грешные наши просила.Танька, уже наревевшись, сопела за шкафом,я же, ворочаясь рядом на узком топчане,молча гадала: когда-то придётся мне плакать?Лучше бы как-нибудь после… потом… постепенно…