быть как вы: я и спину старалась держать прямее.Но не складывалась иронически линия рта,и подрагивала губа, твердеть не умея.Героический Вальтер Скотт! Убийственный Свифт!Безупречный джентльмен с Бейкер-Стрит! В самом деле,коль родился садовником, волен ты делать вид,что цветы тебе надоели. Все надоели.Сэр, не правда ли? Правда, сэр… Это скрип дверей,это входит дедушка Диккенс. Я в детстве дажеобижаться не стала, что гнусный Феджин — еврей,как у Гоголя отрицательные персонажи.Нет, любовь моя — словно крепость: в её стенахмирно дремлют ягнёнок с тигром, и чёрт с младенцем,и скелет в чулане — точней, обгорелый прах,потому что сэр Уинстон Черчилль знал про Освенцим.
КАПРИЧЧО
Вот и выходит: кто жив, тот и прав —просто, как «ай лав ю».Женщина смотрит в распахнутый шкаф,думает думу свою.Выбор нелёгок: инь или ян,платье или штаны?Жаль, не владеем ни ты и ни ядумой такой глубины.О ненадёжнейший из друзей,я твой бессменный паяц.Мне любоваться любовью твоейслаще тончайших яств.Тот же, кто молод, — тем более прав,тот, кто пригож, — втройне.Женщина длань простирает в шкаф —медленно, как во сне.Так собирайся, дружище, не стой:ждёт она — в добрый час!Всею оставшейся правотойя пропою о вас.
* * *
О диффенбахия, загубленная мной,прости меня, прости! Тебя я поливала,от солнца берегла, опрыскивала в зной, —любила как могла, а значит, слишком мало.О диффенбахия, ушедшая навек!Отростком взята в дом, сначала ты кустилась.— Срезай, — твердили мне, — оставь один побег, —но с ножницами длань трусливо опустилась.Ну да, кустилась ты, а не кустится кто ж?Кому не грезится хоть малость ответвиться,сыграть в чужую жизнь, словить чужую дрожь,пропеть на голоса, как звонкая цевница?Шаг в сторону — побег. Разбрасываться грех.Но разбросалась ты: росткам казались вновевсе части света враз — и ясно, что на всехим не могло хватить твоей зелёной крови.Растут же у людей растенья! И цветыцветут в иных домах, и вьющиеся травы…Но время вымирать таким, как я и ты,засохший на корню дракончик мой корявый.
