Владимир Высоцкий без мифов и легенд

отцом. Отношения между будущими родителями поэта оставались дружескими, и в январе 1938 года Семен, уезжая в командировку, попросил жену: «Назови сына Владимиром, в честь моего отца и твоего брата». В случае ро­ждения мальчика отец обещал матери дорогой по тем временам по­дарок — наручные часы...

Холодным утром 25 января, в Татьянин день, в 9 часов 40 ми­нут на свет появился мальчик весом 4 кг и ростом 52 см. Нина Мак­симовна вспоминала, смеясь, что, едва родившись, он закричал не тоненьким голоском, как все новорожденные, а сразу басом. Это и был Вова, Вовочка, Володя, Владимир, Владимир Семенович Высоц­кий. По версии двоюродной сестры Владимира Ирэны Высоцкой из родильного дома № 8 Дзержинского района, который находился ря­дом, на Третьей Мещанской улице, Нину Максимовну и маленько­го Володю забрал младший брат Семена Владимировича — Алексей. Тогда ему, курсанту Подольского артиллерийского училища, было 18 лет. С годами между дядей и племянником вырастет настоящая дружба, необыкновенное доверие и взаимопонимание. На протяже­нии всей жизни духовно Владимир был ближе к дяде, чем к отцу.

ПЕРВАЯ МЕЩАНСКАЯ

Но родился, и жил я, и выжил:

Дом на Первой Мещанской — в конце.

Старый трехэтажный кирпичный дом № 126 на улице Первая Мещанская — наискосок от Виндавского (ныне Рижского вокзала) — стал первым домом детства, который он никогда не забывал.

«Дом на Первой Мещанской, — вспоминает Нина Максимов­на, — в котором Володя провел свои детские годы, был замечатель­ным. Здесь до революции помещались номера гостиницы «Наталис», превратившиеся после Октября в большие коммунальные квартиры. На третьем этаже двери шестнадцати комнат, в каждой из которых жила отдельная семья, выходили в общий широкий и светлый коридор, большая кухня с газовыми плитами, где готови­ли обеды, общались друг с другом соседки, в коридоре играли дети. Народ в нашем доме был, в основном, хороший, отзывчивый, почти в каждой семье было несколько детей. Мы тесно общались семья­ми, устраивали совместные обеды и чаепития, в трудные моменты не оставляли человека без внимания, случалось и ночами дежури­ли у постели больного».

В праздничные дни тут же, в широкой части коридора, Нина Максимовна устраивала представления и концерты.

Вспоминает участник этих концертов Михаил Яковлев: «Пом­ню, как она с удовольствием устраивала в коридоре домашний театр для детей... Она сама прекрасно копировала Рину Зеленую... Иногда она заворачивалась в портьеру. Ножницы вместо монокля, а сверху могла надеть абажур — ив этом невероятном наряде что-то очень смешно говорила по-немецки... Заходила к соседям, что-то спра­шивала... И в эту игру невольно включались все — начинался ве­селый балаган...»

Впервые в театр Володя попал, когда ему было три года. Мама повела его в кукольный театр на улице 25-го Октября на веселый спектакль про зверушек — «Цветные хвостики». Сколько было вос­торга и радости в его глазах!.. А дома был подробный рассказ сво­им сверстникам. Немного позже еще больший восторг от мхатовской «Синей птицы». Возможно, эти детские впечатления повлия­ли на выбор профессии.

Да и петь он любил совсем маленьким. Не очень-то понимая смысл слов, подпевал отцу: «Любимый город может спать спокой­но...» или «Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины бое­вой». Вместо «экипаж» он говорил

«пекитаж».

Любил Володя дек­ ламировать стихи, стоя на высоком стуле. С особенным выражени­ем читал письмо Ворошилову:

Климу Ворошилову письмо я написал:

Товарищ Ворошилов, народный комиссар...

Но поскольку он не выговаривал ни «р», ни «л», получалось:

«Товаищ Воешивов, наедный комисай»...

Пройдут годы, и Высоцкий с лихвой компенсирует речевой недостаток детства, с поразитель­ной точностью интонируя согласные «р» и «л».

А другая его особенность удивляла всех знакомых, особенно когда они звонили Высоцким по телефону. Когда двухлетний маль­чик брал в руки трубку и начинал разговор, то его нередко прини­мали за взрослого — такой низкий, густой, недетский был у него голос. Может быть, как говорит мать, это случилось от перенесен­ных им ангин, может, это такая врожденная особенность — хрип­лый от природы голос, — которая могла сыграть решающую роль в жизни певца и навсегда отбить желание петь, однако, на счастье, не сыграла.

«Сеня приезжал редко, да и помошник он был неважный», — напишет в своих воспоминаниях Нина Максимовна. Потому, заня­тая на работе, для присмотра за маленьким Володей она вынужде­на была нанимать домработницу. Домработницы долго не служи­ли. Измучившись с наймом и увольнением нянек, Нина Максимовна пригласила пожить с ними некоторое время старшую сестру Наде­жду. Всем стало спокойнее...

В марте 41-го года Нина Максимовна с Володей и соседи по квартире провожали к месту службы Семена Владимировича. Ни­кто из них еще не знал, что через три месяца грянет война.

Боль той великой народной беды, принесенную войной, Вла­димир ощутит потом. А еще позже воплотит в песнях... Тогда, 22 июня 1941 года, ему было немногим больше трех лет. В самом нача­ле войны погиб дядя Володя, служивший в войсках связи на грани­це, умерла от туберкулеза тетя Надя — брат и сестра Нины Макси­мовны. В Москве начались воздушные тревоги, чаще по ночам. Мать поднимала сонного Володю и под тревожный вой сирен бежала в убежище — в доме на противоположной стороне улицы.

...Не боялась сирены соседка,

И привыкла к ней мать понемногу...

Из рассказа матери: «Володя не по годам стойко переносил все тяготы неустроенного военного быта. В первые месяцы войны мне приходилось брать его, трехлетнего, с собой на работу. Иной раз спал он там, прямо на столах. Когда бывали воздушные тревоги, мы спускались в бомбоубежище. Там всегда битком набито народу, душно и жарко. А он хоть бы раз захныкал. Напротив, со всеми пе­резнакомится, начнет разговаривать, читал стихи...»

В двадцатых числах июля началась эвакуация семей с детьми. Вместе с детским садом парфюмерной фабрики «Свобода», на ко­торой коммерческим директором в то время работал дед — Вла­димир Семенович, Нина Максимовна с сыном выезжают на Урал. Только через шесть утомительных суток в товарном вагоне добра­лись они до деревни Воронцовка, что в 15 километрах от города Бузулука Чкаловской области.

В Воронцовке они прожили два трудных года. Нина Максимов­на работала на местном спиртозаводе № 2 им. Чапаева учетчицей. Дети жили отдельно от матерей в бывшем клубе, который переобо­рудовали в детский сад. Мать и сын виделись не очень часто — ро­дители работали по двенадцать часов. Приходилось женщинам ра­ботать и на лесозаготовках, так как в суровую зиму 41-го года мо­розы доходили до 50 градусов, и не хватало дров.

В июле 43-го года пришел долгожданный вызов от Семена Вла­димировича. Из воспоминаний Нины Максимовны: «Я удивилась: до этого он нам почти не писал, так что я даже решилась написать на адрес части и спросить, где находится мой муж, жив ли он, здо­ров ли. Вскоре пришло письмо от его отца Владимира Семенови­ча, в котором он написал: «Ниночка! Не нужно писать начальству!» А следом пришло письмо от Семена. Я никогда не забуду этого дня и до сих пор дрожу от воспоминаний о тех строчках, которые меня ошарашили: «Нина! Мы давно с тобой решили, что речи о нашей со­вместной жизни быть не может... Я даю на ребенка довольно, сколь­ко считаю нужным, и ни один суд, ни один закон не может заста­вить меня платить больше того, что я даю добровольно...».