— Я думал, что штаб-квартира ХАК в Сан-Франциско, — осторожно произнес Каргин, когда автомобиль преодолел-половину моста.
— В Большом Сан-Франциско, — пояснила Кэти. — Это очень широкое понятие.
Окленд, Беркли, Ричмонд, Сан-Хосе, Ньюарк и бог знает, что еще… Я, дружок, не сильна в географии.
— Хороший повод, чтоб заблудиться… особенно с красивой девушкой.
— Сейчас не выйдет, — Каргин уловил в ее голосе нотку сожаления. — Как-нибудь попозже, Керк. Я бы хотела отдать должное вашему коньяку…
Французский? Из Парижа?
— Армянский, бэби. Большая редкость по нынешним временам.
Мост кончился, потянулись городские окраины — Окленд, сказала Кэти; затем шоссе неторопливо полезло вверх, и Каргин, обернувшись, смог любоваться бесчисленными крышами городов и городков, теснившихся на берегах залива. Километрах в пятнадцати от Окленда они перевалили водораздел, и пейзаж разительно изменился: зеленая долина между двумя хребтами казалась почти безлюдной, и лишь в одном месте в разрывах древесных крон мелькало серое, оранжевое и белое: асфальт дорог, черепичные кровли и стены невысоких домов.
— Уолнат-Крик, центр местной цивилизации. Бензоколонка, гостиница, три кафе и пять баров, — Кэти покосилась на городок и сообщила:
— Наши владения южней. Несколько административных корпусов, выставочные ангары, полигон и поселок для служащих. Вы? будете жить на Грин-авеню, семнадцать,
— Это что-нибудь значит? — поинтересовался Каргин.
— Значит, солдат. На Грин-авеню — резиденции управляющего персонала
— А где живете вы?
— Там же. Коттедж под номером шестнадцать.
От неожиданности Каргин сглотнул, едва не подавившись слюной, но тут же пришел в себя, стал незаметно ощупывать сумку и строить планы на вечер. Под прочной тканью круглилось нечто цилиндрическое, с плоским дном и узким горлышком — бутылка марочного коньяка из давних отцовских запасов. Бутылку сунула мать, когда он гостил у родителей в Краснодаре; сунула и сказала с грустной улыбкой: найдешь, Алешенька, невесту — выпьешь. Каргин не возражал, чтобы не расстраивать мать, мечтавшую о внуках. К тому же был он не против невест в любых обозримых количествах; в конце концов, не каждая из них становится женой.
Они свернули с шоссе на неширокую дорогу, тонувшую в тенях; густые кроны дубов и вязов нависали над ней, а щит на повороте извещал: “Частное владение. Въезд воспрещен”. Ни шлагбаумов, ни заборов Каргин не заметил, но дорога патрулировалась: дважды им попадались джипы с парнями в пятнистых комбинезонах, встречавших машину Кэти коротким гудком.
Вскоре слева поднялись низкие широкие корпуса ангаров, к которым вели подъездные пути, а справа возникло здание из металла и стекла, но не какой-нибудь небоскреб, а тоже невысокое, о двух этажах и с крытой галереей на тонких ребристых столбиках. Тут нигде ничего не блестело и не сверкало: ангары были окрашены в защитный цвет и прятались в зелени, а окна в здании с галереей тоже отсвечивали зеленым, будто стенки гигантского, полного воды аквариума.
'Хорошая маскировка”, — подумал Каргин и, обернувшись к Кэти, спросил:
— Это что такое?
— Первый административный корпус. Облегченная конструкция, каркас из алюминиевого сплава, плюс небьющееся стекло, — она сделала паузу, наморщила носик и с сомнением произнесла:
— Впрочем, я не уверена, что это стекло. Понимаете, Керк, оно какое-то странное — пружинит, и его нельзя ни сломать, ни поцарапать, ни пулей пробить. Забавная штука, правда?
— Ни поцарапать, ни пулей пробить…— с задумчивым видом повторил Каргин. — А к чему такие предосторожности?
Девушка фыркнула.
— Не забывайте где вы, дружок! В сейсмически активной зоне! Здесь раз в месяц потряхивает, раз в год трясет, а дважды в столетие трахает так, что младенцы седеют! Слышали, что было в восемьдесят девятом? Сотня погибших, тысячи раненых, сто тысяч разрушенных зданий! Я тогда училась в колледже и…
— Однако вы не поседели, — Каргин примирительно погладил каштановый локон. — Совсем даже наоборот.
— Ну, я ведь не младенец…
Она заложила лихой вираж, съехав с дороги в обсаженную пальмами аллею. С одной ее стороны простирался парк, с другой тянулись коттеджи под номерами на аккуратных табличках, и, как показалось Каргину, двух одинаковых меж ними не было. Еще он обратил внимание, что дома не теснятся, а стоят просторно, разделенные не оградами, а шпалерами из роз, акации или подстриженных кустов. Чем дальше, тем строения выглядели вычурней и роскошней — уже не коттеджи, а виллы со стрельчатыми окнами, с балконами, верандами и галереями, оплетенными плющом и виноградной лозой. Аллея постепенно поднималась вверх, взбираясь на пологий холм, склон которого украшал особняк в испанском стиле: колонны, внутренний двор за распахнутыми воротами, зеленая черепичная крыша и четыре башенки по углам.
— “Эстада”, президентская резиденция, — пояснила Кэти, притормозив у номера семнадцать. — Только старика там давно не видели.
— Старика?
— Старого Халлорана. Он, собственно, не президент, глава Наблюдательного Совета, а в президентах у нас теперь его племянник, Бобби Паркер. Живет в “Эстаде” вместе с сестрицей, ставит подписи на контрактах и надувает щеки…-девушка состроила неодобрительную гримаску. — Правда, старик по-прежнему крутит всем и каждым…
— Похоже, вы не одобряете Бобби Паркера, — заметил Каргин, выгружаясь из машины.
Ему показалось, что в карих глазах Кэти промелькнула злая искорка. На мгновение ее губы дрогнули. скривились в презрительной усмешке, но будто совершив какое-то внутреннее усилие, она овладела собой и лишь небрежно повела плечами.
— Бойскаут и плейбой… Ну, это не нашего ума дело, Керк. Заходите в дом, располагайтесь, ешьте, пейте и наводите красоту. Можете даже поспать. Я заеду за вами в два сорок.
— Благодарю, — Каргин щелкнул каблуками, отвесил Короткий поклон, будто приглашая девушку на тур вальса. — Но отчего бы нам не позавтракать вместе? Я расскажу вам про Париж, а вы мне — про землетрясение в восемьдесят девятом… О’кей?
— Не выйдет. Вы еще вольный стрелок, а я на работе. Бай-бай, солдат!
Она упорхнула, а Каргин направился к дому, размышляя, случайно ли Кэти назвала его стрелком.
Такое прозвище присвоили оперативникам “Стрелы”, однако не потому, что они походили на киллеров-убийц. Майор Толпыго, наставник Каргина, утверждал, что смысл тут в ином: летящий к цели подобно стреле, по самому краткому и точному маршруту. Бывало, разумеется, и так, что “стрелки” поражали цель, но это не шло им в заслуги; самой удачной операцией считалась бескровная. В этом была разница между “Стрелой” и Легионом. В Легионе слишком любили палить, а в частях поддержки — жечь и пускать кровь сотней изощренных способов.
Каргин открыл дверь, бросил сумку на диванчик в просторном холле и отправился исследовать свое новое жилье. Коттедж был в два этажа, с подвалом; внизу — холл, гостиная и кухня, вверху — спальня, ванная, кабинет и веранда под пестрым тентом. За домом — крыльцо о трех ступеньках, бассейн среди плакучих серебристых ив, в кухне — гигантский холодильник, набитый продуктами, банками пива и апельсинового сока, в гостиной — кожаные диваны, кресла, лампы из бронзы телевизор, бар… Обозрев спальню — ложе “кинг-сайз”, лиловый ковер, встроенный шкаф с одеждой, крытые шелком стены и зеркало на потолке, — Каргин присвистнул и пробормотал:
— Для состоятельных парней со вкусом… Чтобы мне к Хель провалиться!
