приходилось заучивать наизусть. Список она держала в руках всего раза три. Ясно, что копия получилась далеко не полной. Мне её потом показывал Рудик. Список делился на группы, по три-четыре фамилии в каждой. Это следовало понимать так, что страховки ради идентичные яйцеклетки внедрялись сразу нескольким женщинам, как правило, проживавшим в разных городах. Впоследствии, наверное, намечалась селекция… Вот так и появились на свет божий ничего друг о друге не ведающие братья-близнецы. Причём не только двойни, но, как недавно выяснилось, и тройни. Правда, с годами жизнь сильно проредила их… Две фамилии, стоявшие рядом, почему-то сразу запали мне в память. Суконко из Ростова и Селезень из Ставрополья. Забавно, не правда ли?
— Не вижу ничего забавного, — фыркнул Кондаков. — Вот если Селезень и Утка, тогда совсем другое дело. Или Суконко с Бархоткой… А как вы познакомились с Бураком?
— Сначала Ядвига Станиславовна познакомилась с моей мамашей. Мы были, наверное, единственными последышами проекта «Гидра», с которыми она решилась пойти на прямой контакт. Впрочем, в отличие от нас с Рудиком, дружба у женщин не заладилась. Моя мать упорно отказывалась верить в то, что родила не от мужа.
— А братишку Рудика она найти не пыталась?
— Пыталась. Только он к тому времени поступил в такое учебное заведение, что от знакомств пришлось воздержаться.
— Как я догадываюсь, все это дети проекта «Гидра», — Людочка окинула взором зал, где продолжалось обильное, но чопорное застолье, — так сказать, спелые плоды безумной идеи…
— Да, — не без гордости подтвердил Башилов. — Я сам создал это братство. Вернее, созвал его… Впрочем, тут далеко не все. Некоторые даже разговаривать со мной не пожелали. Сочли за опасного шизофреника.
— А почему они такие кислые? — Людочка капризно надула губки.
— Повода веселиться нет… Кроме того, я предупредил, что вы из органов.
— И как давно за вами открыта охота? — поинтересовался Цимбаларь.
— Первая известная мне жертва появилась лет десять назад. Один тип, мать которого значилась в списке, стал лидером партии, обещавшей всем обездоленным молочные реки и кисельные берега. Популярность его в те времена была поистине фантастической. Вы, конечно, понимаете, о ком идет речь. Уж и не знаю, зачем я стал искать его двойника. Наверное, смеха ради… Но успел только на похороны. Беднягу везли на погост в закрытом гробу. Мне сказали, что он убит каким-то зверским способом… Спустя несколько лет в гору резко пошёл генерал Селезень. Я предупредил Суконко, но словам он не поверил, а покинуть Москву мне не позволяли обстоятельства — валялся в больнице.
— Когда президентом стал Митин, вы за Бурака уже не волновались?
— А что ему могло грозить на другом конце света? Все прежние проблемы канули в небытие. По крайней мере, мне так казалось…
— И всё же Бурак вернулся в Россию… Неужели он надеялся тихой сапой занять президентское кресло?
— Рудик, конечно, был склонен к авантюрам, но не до такой же степени… Назад его позвала какая- то другая причина. — Вспомнив погибшего друга, Башилов помрачнел.
— Скажите пожалуйста, — Людочка понизила голос и даже рот прикрыла ладошкой, — а нельзя ли узнать: кто здесь кто? Так хочется взглянуть на двойников великих людей!
— Не на двойников, а на копии, — поправил её Башилов. — А самим опознать слабо? Вы же как- никак профессионал. Должны людей насквозь видеть. Даже в гриме.
— Пыталась, да не получается. — призналась Людочка. — Вот вы, например, кажетесь мне капитаном Врунгелем. Или Пьером Безуховым.
Башилова её слова несколько смутили. Стареющий ловелас придерживался о себе лучшего мнения. Тем не менее он произнёс в ответ:
— Благодарю за комплимент, но всё это литературные герои. А у них потомства быть не может. Ни кровного, ни генетического… Здесь же собрались реальные люди, портреты которых украшают все школьные учебники.
— Я в школе плохо училась. Ничего не помню… Научите меня узнавать ваших приятелей! — Людочка прильнула к Башилову плечиком.
Тот, зардевшись от удовольствия, стал охотно объяснять:
— Раньше в основном приходилось полагаться на интуицию. И молодой Ленин, и молодой Суворов выглядели совсем не так, как это было принято изображать на картинках. Но со временем сходство становится более чем очевидным. Дают о себе знать старческие изъяны, некогда канонизированные придворными фотографами и живописцами. Лысины, двойные подбородки, родимые пятна, сутулость. Тут уж ничего не поделаешь… Знаете, чьей генетической копией является бравый генерал Селезень, а заодно и простой обыватель Суконко?
— Не знаем, но сгораем от любопытства!
— Эмира Тимура. Железного Хромца. Если не верите, можете взглянуть на скульптурную реконструкцию, сделанную профессором Герасимовым по уцелевшим черепным костям.
— Насчёт Селезня я согласен, — сказал Цимбаларь. — Типичный Бич Божий. Но зато Суконко — милейший человек. Мы с ним целый день вместе провели. Такой миляга! Хоть к ране прикладывай.
— Значит, так у него сложилась жизнь. Не раскрылись организаторские способности. Врожденная жестокость не закрепилась в характере. Харизма не проявилась. Но это скорее хорошо, чем плохо… — Привстав, Башилов позвал кого-то: — Виктор Иванович, будь так добр, подойди сюда. С тобой девушка хочет познакомиться.
К их столику, вытирая салфеткой губы, приблизился оплывший, нелепо одетый мужчина с повадками колхозного бухгалтера. Его застиранная сорочка хранила следы всех фирменных блюд «Зодиака» и в некотором смысле была даже более информативной, чем ресторанное меню.
— Брагин Виктор Иванович, — по всем правилам этикета представил его Башилов. — Прошу любить и жаловать. Является генетической копией казачьего атамана Ермака Тимофеевича… Ума не приложу, зачем он понадобился Сталину. Наверное, планировалась десантная операция в джунгли Южной Америки. Опознан по типичной примете Ермака, указанной в строгановской летописи, — сросшимся пальцам левой руки. Виктор Иванович, покажи.
Брагин с улыбочкой выставил вперёд левую длань, мизинец и безымянный палец которой составляли единое целое. Как-то не верилось, что эта рука когда-то держала за горло всю Сибирь.
— Но ведь Ермак утонул в Иртыше! — воскликнула Людочка. — Про это даже песни сложены… Неужели опять обман?
— Чистая правда, — солидно молвил Брагин. — Утонул. Камнем ко дну пошёл. Но инородцы труп выловили и с почестями захоронили. А в вечной мерзлоте что с ним станется? Четыре века пролежал как живой.
— Вы хоть сами в Сибири были? — поинтересовался Кондаков.
— Не приходилось.
— И не тянет?
— Ничуточки. Меня в дороге укачивает. И потом, я воды боюсь.
— Возможно, это сказывается предсмертный страх, запечатлевшийся в генетической памяти, — предположил Цимбаларь, в свое время отдавший дань сочинениям писателей-фантастов.
Чокнувшись поочередно со всеми сыщиками, а с Кондаковым даже выпив на брудершафт, Брагин- Ермак вернулся на прежнее место.
Следующим к столику председателя подошёл человек, предположительно считавшийся Николаем Коперником. У этого всё в жизни сложилось благополучно — и докторскую степень по астрономии защитил, и духовный сан принял.
Атаман Платов, в этой жизни носивший странную фамилию Кризис, прежде выступал в цирке, но не наездником, что выглядело бы логично, а силовым жонглёром. Сейчас он работал швейцаром в одной весьма респектабельной гостинице.
Менделеевых явилось сразу двое. Один по примеру генетического образца был бородат, второй, наоборот, чисто выбрит. Оба заведовали оптовыми рынками, хотя и в противоположных концах города.
