он не обижался.
— В греческой мифологии Ехидна считалась матерью и защитницей Гидры, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказала Людочка. — Существо с человеческой внешностью и змеиной сущностью… Возможно, такова была конспиративная кличка старика. Надо бы проверить по картотеке.
— Короче, эта Ехидна уже давно стояла Камзолову поперёк горла. Старика ещё в начале девяностых годов привела в дом мадам Камзолова. Сошлись на почве революционной борьбы. А когда та геройски скончалась на своих баррикадах, старик стал заправлять в доме. Лайка, можно сказать, на руках у него выросла и души в Ехидне не чаяла. Камзолов, в свою очередь, дочку просто боготворил. Не смел слово поперёк сказать. Вот и попался, как кур в ощип… Короче, мы договорились так. Перед покушением Камзолов, который будет ассистировать старику, незаметно воткнёт в его кепку радиомаяк. А я в последний момент подменю собой Лайку, которая должна сделать то же самое с намеченной жертвой. Но свой радиомаяк я, естественно, не включу, а на всякий случай выброшу куда подальше. Старик, видя, что Лайка свое задание выполнила, а он, кстати сказать, подслеповатый, пальнёт из своей трости. Не найдя цели, снаряд за милую душу вернётся назад, и в морге добавится ещё один безголовый клиент. Всё шито-крыто. А Камзоловых я пообещал отпустить с миром. Всё равно официально на них ничего предосудительного нет. Что касается розыска, то отменить его — раз плюнуть. Не мне, конечно, а Петру Фомичу.
— Так вы договорились. А как на деле вышло? — спросил Цимбаларь.
— Как договорились, так и вышло. Была, конечно, одна накладочка, но она на ход операции, считай, не повлияла. Когда все детали покушения стали известны, я принялся названивать вам по мобильнику. Да где там! Проще, наверное, было связаться с экспедицией, направляющейся к Южному полюсу.
— Теперь моя очередь виниться, — сказал Цимбаларь. — Я свой мобильник попросту забыл, когда в ресторан собирался.
— Хорошо что мобильник, а не голову, — вздохнул Кондаков. — В общем, хорошо то, что хорошо кончается.
— Как же ты Лайку сумел уговорить? — осведомилась Людочка.
— Прямо скажу, силой, — признался Ваня. — Папаша, уходя на встречу со стариком, который из соображений конспирации жил отдельно, запер квартиру снаружи. А я, как всегда, влезаю в форточку. Словно ангел возмездия. Воспользовался внезапностью, скрутил её и засунул в ванну. Только предварительно раздел и теплую водичку пустил. Пусть нежится и меня вспоминает.
— И ты даже не воспользовался её беспомощным состоянием? — Цимбаларь скорчил удивлённую гримасу.
— Мужчины на такие вопросы не отвечают! — с пафосом заявил Ваня.
— Зачем же тогда было её раздевать?
— Чтобы одеждой воспользоваться, — Ваня сдернул с головы алую косынку. — Я ведь брал старика на сходство.
— Ты про «боте-патроны» Камзолова не спрашивал? — Кондаков навострил уши.
— Спрашивал. Короче, старик был вовсе не маньяк, как мы полагали раньше. Он просто выполнял приказание, полученное от начальства ещё полвека назад. Чуть ли не от самого министра тогдашней госбезопасности. Для обеспечения работы в его распоряжение были предоставлены трофейные гранатомёты. Их, между прочим, пытались усовершенствовать сразу после войны, но маячок радионаведения получился размером чуть ли не с консервную банку. Его или подбрасывали жертве в вещевой мешок, или аккуратненько зашивали в одежду. Не очень удобно. Окончательно «боте-патрон» усовершенствовали лишь в наше время. Но про это вы и сами знаете. Кстати, снаряд, выпущенный сегодня Ехидной, был последним. Арсенал иссяк…
— Да, доигрался старик, — помрачнел Кондаков. — За что боролся, на то и напоролся…
— А мне его жалко, — сказала Людочка. — Он ведь свой долг выполнял. Как стойкий оловянный солдатик.
— Какая может быть жалость к убийце! — осерчал Цимбаларь. — Ты вспомни о загубленных людях! Бураке, Новосёлове, Удушьеве! А Суконко, ставший инвалидом! Палач он и больше никто!
— Ладно, не ссорьтесь, — сказал Ваня, сморкаясь в косынку. — Всё уже позади. Старика сам бог наказал.
— Но при твоем содействии, — Цимбаларь чокнулся с ним.
На эстраде заиграла музыка — не сказать чтобы мелодичная, но зато громкая. К их столику подсел юный лейтенантик, имевший на лице нехарактерное для ресторана просительное выражение.
— Разрешите обратиться к девушке? — сказал он, переводя взгляд с Цимбаларя на Кондакова.
— Валяй, — опрокидывая в себя очередную рюмку, сказал Ваня. — Только она совсем не девушка, а моя мама.
— Спасибо, — фиалковые глаза лейтенанта уставились на Людочку. — Я за вами уже давно наблюдаю и хочу признаться, что именно так мне представляется женский идеал. Через несколько дней я уезжаю на Новую Землю. Это такие острова между Баренцевым и Карским морями. Прошу вас стать моей женой и подругой. Не пожалеете! Нам оклад обещали повысить. К тому же северные надбавки идут. Как- нибудь проживём.
— Я бы с удовольствием, да не могу, — Людочка погладила себя по животику, — беременная!
— Ничего страшного, — заверил её лейтенант. — В гарнизоне есть акушерка. А ребёнка я потом на себя запишу.
— Это ещё не всё. У меня дедушка старенький и сынок-алкоголик, — она положила одну руку на плечо Кондакова, а другую на головку Вани. — Как с ними быть?
— Дедушку с собой возьмём. Будет на песцов и куропаток охотиться. А сыночка в суворовское училище отдадим. Там его от вредных привычек быстро отучат. Я сам в суворовском училище вырос.
— Можно я подумаю? — Людочка с извиняющимся видом улыбнулась.
— Но только до завтра. Иначе мы не успеем официально оформить наши отношения. Буду ждать вас в этом же месте и в это же время. А сейчас приглашаю вас на танец.
— Нет! — спохватился Цимбаларь. — Дама уже занята.
Сграбастав Людочку за талию, он понёсся с ней по залу в каком-то невообразимом танце.
— Похоже на матросскую джигу, — произнёс много повидавший на своем веку Кондаков.
— Я бы сказал иначе: это пляска на гробе Ехидны, — заметил Ваня.
Мелодии сменялись одна другой без всякого перерыва, и каждая последующая была куда более залихватской, чем предыдущая.
— Не унывай, служивый! — Ваня похлопал растерявшегося лейтенанта по погону. — Если хочешь, я могу тебе девку подарить. Такая боевая, что хоть на полюс её вези, к белым медведям. Сейчас она связанная в ванне валяется.
— Вы лучше по этому номерку звякните. — Кондаков отыскал в записной книжке телефон Виктории Шелест, дочери покойного Рудольфа Бурака. — Очень миленькая особа. Причём совершенно безупречная в моральном плане.
— Какое сегодня число? — вальсируя под буги-вуги, спросил Цимбаларь.
— Не знаю, — мельком глянув в ночное окно, ответила Людочка. — Наверное, уже наступил июнь. Первый день лета… А что такое?
— Ровно месяц назад я плясал на шабаше Храма Огня и Силы. Можешь себе представить, нагишом.
— Это ты к чему?
— А к тому, что никто не может знать заранее, где мы окажемся через месяц. Вот сволочная служба! Не понимаю, что ты в ней нашла.
— Стало быть, я принята в особый отдел? — обрадовалась Людочка.
— На сто процентов гарантировать не могу. Но на сто десять — с нашим удовольствием! И если у тебя вдруг родится мальчик, назовём его Осот. Что и значит: особый отдел.
Музыка наконец-то оборвалась, и, взявшись за руки, они поспешили к столику, где безутешный лейтенант пил с Ваней водку и плакался в жилетку Кондакову.
