признанному музыканту и поэту, неожиданно для многих, возник образ «путешественника Андрея Макаревича»?
— На самом деле все не совсем так. Путешественник ниоткуда неожиданно не возникал. Вообще, я всегда стремился заниматься только тем, что мне было интересно. А путешествия, как и музыка, интересовали меня с раннего детства. В свое время я прочитал массу книжек — полковника Фосетта, натуралистов-писателей Дарелла, Сетона Томсона. Другое дело, я прекрасно понимал, что это всего лишь неосуществимые мечты, и это, конечно, лишь усиливало мой интерес, а то, что многое все же осуществилось, — просто здорово.
— То есть, насколько я понимаю, телевизионный проект «Эх, дороги» не задумывался как коммерческое мероприятие?
— Да оно и сейчас не коммерческое. Коммерческий проект, это тот проект, который приносит прибыль, а я хочу, чтобы он хотя бы сам себя окупал.
— Андрей, а ты помнишь свое первое путешествие?
— Да, конечно. Это было, наверное, в году семьдесят третьем. Я прочитал в каком-то журнале, может быть, «Вокруг света», об абсолютно пустынной части Карелии, крае заброшенных деревень. Туда-то, наугад, мы и двинули, и все оказалось действительно так. Мы еще несколько раз ходили в те места. Вдвоем или втроем, взяв с собою лишь самое необходимое. Это были абсолютно замечательные походы. Добирались на попутках, а дальше шли пешком.
— Какое место на земле тебе интересно сегодня?
— Меня на самом деле интересует все, что я не видел, где не был, А я не был много где. Я не был в Китае, я не был в Индии и Индонезии, я не был в Южной Африке, я не был в Латинской Америке, я не был в Австралии...
— Но ты, кажется, был в Перу?
— Да, да.., в Перу я действительно был, и в Чили... Но я не был в Бразилии, я не был в Венесуэле, в Колумбии. А потом, Перу и Чили были лишь промежуточными этапами к острову Пасхи. Поэтому мы там провели буквально по два дня, и несмотря на то, что Тур Хейердал расписал каждую минуту, и мы сумели увидеть очень многое, конечно, этих дней было мало.
— Андрей, какой способ передвижения в путешествиях ты предпочитаешь?
— Это в первую очередь зависит от того, где ты находишься и какие задачи перед тобой стоят. В общем-то я в этом плане достаточно 'всеяден»: все способы передвижения хороши — от длинных пеших переходов до коротких авиаперелетов. А наиболее неприятные впечатления оставили поездки по русским северным дорогам в кузове грузовика...
— Зимою?
— Да даже летом неприятно. Такое ощущение, что едешь на деревянной спине бешеного слона...
— По какому принципу ты выбираешь людей, которые отправляются с тобою в путь?
— Если речь идет о передаче, мы выбираем тех, кто будет интересен зрителям. А если для себя... Последнее время для себя как-то не получается... Но в принципе, если я еду к морю, например, погружаться с аквалангом, то глупо, конечно, брать человека, который этим не занимается. Он же все время просидит на берегу... — Конечно, сегодня я в состоянии поехать куда угодно, когда и с кем мне хочется, но у меня просто нет на это времени. Раньше время было, но не было средств...
— Гитара входит в число твоих спутников?
— Нет...
— Ты имеешь в виду последнее время?
— Да я и раньше ее никогда не брал. Это же не пикник с девочками у костра... Стараюсь брать только самое необходимое. Я очень не люблю таскать на себе тяжелую, и, главное, бесполезную поклажу.
— Но дело же не только в весе?
— Конечно, я просто не испытываю в ней потребности. Гитара мне нужна в студии. В путешествии мне нужен спиннинг, ружье, хорошие сапоги или надувная лодка. Это гораздо важнее.
— Ты можешь нарисовать психологический портрет Андрея Макаревича, находящегося вдали от благ цивилизации...
— Нет. (Смеется.) Боюсь, что мое мнение о самом себе сильно расходится с тем, что происходит на самом деле. Об этом надо спросить у тех, кто был со мною рядом...
— Андрей, что влечет тебя в далекие края: возможность познакомиться с народами, населяющими нашу землю, с их культурой, памятниками архитектуры, или тебя манит перспектива окунуться в мир дикой природы?
— Несомненно, интересно все, но для меня на первом месте все-таки природа. Мне приходится общаться с людьми несколько больше, чем хочется — природа возвращает мне силы. Причем это в равной степени относится к рыбалке на берегу подмосковного пруда и к далеким странствиям по экзотическим местам.
— Сегодня становится доступной почти любая точка земного шара. Не вызывает ли это у тебя, как у путешественника, некоторого разочарования?
— Ну, во-первых, глупо переживать по тому поводу, который от тебя совершенно не зависит. Это все равно, что расстраиваться на предмет плохой погоды. Она от этого не улучшится. С другой стороны, не все так страшно. Даже когда летишь в самолете над нашей страной, от Урала до Дальнего Востока, то очень хорошо видно, какая незначительная часть земли исхожена и обжита.
— Случалось ли тебе во время странствий попадать в ситуации, связанные с риском для жизни?
— С серьезной опасностью... Думаю, что нет. Так, по мелочи. Однажды в Карелии в одном из первых походов к нам забрел медведь, правда, как мне показалось, он испугался гораздо больше, чем мы... Несколько раз были проблемы под водою. Начинал я сам по себе, и мое оборудование для погружения было настолько чудовищно, что годилось разве что для самоубийц... А лет восемь назад, на Онежском озере, мы на стареньком баржевом буксире попали в неожиданный и очень сильный шторм. И все бы ничего, если бы не оказалось, что вся эта акватория уставлена рыболовными сетями, которые были растянуты буквально через каждые сто метров. Дело происходило ночью, и мы понимали, что если мы сейчас на винт намотаем сеть и потеряем ход, то дело кончится очень плохо. Берега там скалистые. В результате один, пристегнувшись карабином, с фонарем в руках, висел на носу и смотрел вперед. Если он замечал сеть, то начинал орать нечеловеческим голосом, поскольку из-за ветра ничего не было слышно, и мы давали полный назад. Лишь чудом все закончилось благополучно. А вот достаточно свежий пример. Когда мы, как я уже говорил, летали на остров Пасхи, у нашего самолета заклинило двигатель, слава Богу, что он не загорелся.
— А двигатель был один?
— Нет, двигателей было два, но это был очень дряхлый самолетик пятидесятых годов. Каким-то чудом летчик все же смог его посадить, и только на земле, когда нас окружили пожарные и медицинские машины, мы поняли, что все было вполне серьезно. Да нет, пожалуй, ничего особо опасного не припоминается. Так.мелочи...
— Но что-то забавное, смешное наверняка же происходило?
— Понимаешь, здесь все зависит от точки зрения. Взять хотя бы ситуацию, когда у самолета мотор отказал и кто как на это реагировал... Ужасно смешно. Да и с буксиром тоже... Вообще смешного обычно бывает гораздо больше, чем грустного, и это правильно. Никогда не забуду, когда мы пришли в одну из брошенных деревень в Карелии, там жил всего один человек — пастух, и ему на полуостров свозили стадо с разных деревень. Такой ковбой, в шляпе, с трубкой. А у нас с собою было ружье и снасти, мы вообще старались находиться исключительно на подножном корму. Ну и как-то под вечер увидели низко пролетающего гуся. Не удержались, шлепнули, приготовили его с грибами и моментально слопали... А я когда ел, все думал: должен же здесь быть егерь, ну не может такого быть, чтоб здесь егеря не было. Вечером пришел пастух, а он каждый день заходил на стаканчик, и говорит:
— Стреляли здесь неподалеку.
