— Бой окончен, мой господин?
— Скверный удар, — заметил тот. — Ты мог убить его.
— Да, мог бы, — он не столь уж искусен. Впрочем, и этот удар, — Чареос указал на порез у себя на щеке, — мог бы проникнуть мне в мозг. К счастью, никакого вреда не случилось: его рана не тяжела. А теперь, с вашего позволения... — Шум сзади заставил Чареоса обернуться. Логар кое-как обтер кровь с лица и бежал к нему со шпагой наперевес. Чареос, отступив в сторону, ударил его рукояткой за левым ухом, и Логар без чувств повалился на мраморный пол. — Итак, — холодно промолвил Чареос, — позвольте мне удалиться.
— Я не желаю видеть тебя ни здесь, ни где-либо в пределах моего княжества, — процедил князь.
Чареос, кланяясь, отступил на три шага, взял свою саблю и нож и вышел с высоко поднятой головой. Враждебность князя дышала ему в затылок.
Почти все просители остались во дворе, чтобы посмотреть на порку. Чареос сошел по ступеням, глядя, как юноша корчится под ударами бича. Подойдя к начальнику стражи, Чареос спросил:
— Сколько ударов он уже получил?
— Восемнадцать. А всего пятьдесят.
— Не пятьдесят, а двадцать. Именно столько назначают за неуважительное поведение.
— Князь не назвал точного количества, — отрезал офицер.
— Вероятно, он полагался на то, что закон вам известен. Бич снова свистнул в воздухе.
— Довольно, — бросил капитан. — Развяжите его. — Парня выволокли за калитку и бросили. Чареос помог ему встать
— Спасибо, — прошептал юноша.
— Домой ты в таком виде не доберешься, — сказал ему Чареос. — Пойдем-ка со мной. Я снял комнату в «Серой сове». Надо заняться твоей спиной.
Трактир «Серая сова» представлял собой кучку беспорядочных строений, выросших вокруг старой харчевни, что стояла некогда у горной дороги в Гульготир. В середине был зал, где служанки подавали посетителям еду и напитки. К востоку и западу от него пристроили два новых крыла, а позади — конюшню.
Пробираясь через сутолоку в трактире, Чареос зацепил ножнами чью-то ногу.
— Смотри, куда идешь, ублюдок! — прошипел задетый. Чареос не ответил, но придержал саблю, наклонив ее поближе к себе. Давным-давно он не носил оружия и чувствовал себя неуклюже.
По винтовой лестнице он поднялся на второй этаж. В дальнем конце находилась комната на двоих, которую он сегодня снял. Юноша спал, дыша глубоко и ровно. От настойки лириума, приготовленной аптекарем, он проспит так до самого рассвета. Чареос промыл рубцы от кнута, смазал их гусиным жиром и накрыл спину юноши большим куском полотна. Рубцы были неглубоки, но кожа вокруг них воспалилась.
Чареос разворошил тлеющие огни в очаге у южной стены. Близилась осень, и холодный ветер задувал в косое окошко. Он отстегнул пояс и сел в широкое кожаное кресло у огня. Чареос устал, но его мысли не знали покоя. Тихая монастырская жизнь показалась ему очень далекой, и тоска наотмашь ударила в грудь. Сегодня князь хотел убить его — и за что же? За выговор, сделанный заносчивому мальчишке. Чареос посмотрел на спящего. Парень видел, как разоряют его деревню, как уводят его близких, а теперь его еще и высекли. Правосудие существует только для богатых — так было всегда. Он подбросил полено в огонь. Одна из трех настенных ламп, замигав, погасла, и он проверил остальные. Они тоже догорали, и Чареос дернул звонок у западной стены.
Вскоре в дверь постучалась служанка. Чареос попросил ее заправить лампы, принести мяса и вина. Ее не было с полчаса — за это время и вторая лампа успела погаснуть.
Юноша застонал во сне, шепча чье-то имя. Чареос подошел к нему, но тот уже успокоился.
Девушка вернулась с кувшином масла.
— Извините, что так долго, сударь, но у нас сегодня полно, а две девушки не пришли. — Она заправила лампы и зажгла их с помощью длинного жгута. — Еду тоже сейчас подам. Говядины нет, зато баранина отменная.
— Хорошо, неси.
Она пошла и уже на пороге оглянулась.
— Не тот ли это парень, которого сегодня наказывали? — шепотом спросила она.
— Да, это он.
— А вы, стало быть, будете Чареос, монах?
Он кивнул, и она вернулась в комнату — маленькая, с соломенными волосами и хорошеньким круглым личиком.
— Может, и не мое это дело, сударь, только вас там ищут какие-то мужчины — вооруженные. И у одного голова завязана.
— Они знают, что я здесь?
— Знают, сударь. Трое из них на конюшне, а еще двое сидят внизу. Может, и другие есть, не знаю.
— Большое тебе спасибо. — Чареос дал ей серебряную монетку.
Когда девушка ушла, он запер дверь, сел у огня и подремал, пока к ним опять не постучались. Тогда он вынул саблю и спросил:
— Кто там?
— Я, сударь. Принесла вам еду и вино.
Он отодвинул засов, девушка вошла и поставила деревянный поднос на узкий столик.
— Они все еще там, сударь, и человек с повязкой расспрашивает Финбала — хозяина.
— Спасибо.
— Вы можете выйти через комнаты прислуги.
— Все равно у нас лошади на конюшне. Не бойся за меня.
— Вы хорошо сделали, что позаботились о нем. — Девушка улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.
Чареос снова заперся и принялся за еду. Мясо было слишком жирное, овощи разваренные, а вино прескверное, но он все-таки наполнил желудок и опять соснул на стуле. Сны его были тревожны, но при пробуждении исчезли как дым на ветру. Небо перед рассветом было темно-серым. Огонь почти угас, и комната остыла. Чареос положил растопку на угли, раздул пламя и добавил дров. Он весь застыл, и шея болела. Когда огонь разгорелся, он подошел к юноше. Тот дышал уже не так глубоко. Чареос тронул его за руку, и парень со стоном открыл глаза.
Он попытался сесть, но боль пронзила его, и он упал обратно.
— Раны у тебя чистые, — сказал Чареос, — и, как бы ни было больно, надо все-таки встать и одеться. Я купил тебе лошадь, и утром мы уедем из города.
— Спасибо за все. Меня зовут Киалл. — Юноша сел, морщась от боли.
— Все заживет на славу. Раны неглубокие. А боль от ожогов кнута пройдет дня через три- четыре.
— Я не знаю вашего имени.
— Чареос. Давай-ка одевайся. Внизу нас караулят, и уехать будет не так-то просто.
— Чареос? Герой Бел-Азара?
— Да! — рявкнул Чареос. — Прославленный герой песен и легенд. Ты слышишь меня, парень? Мы в опасности. Одевайся скорее.
Киалл натянул штаны и сапоги, но не мог поднять рук, чтобы надеть рубашку. Чареос помог ему. Рубцы покрывали спину до самых бедер, и пояс нельзя было застегнуть.
— Что за опасность? — спросил Киалл.
— Не знаю, грозит ли она тебе, — пожал плечами Чареос. — Я дрался с человеком по имени Логар, и он, наверное, чувствует себя униженным. Ступай теперь на конюшню. Там стоят наши лошади. Мой серый, и седло лежит рядом. Ты седлать умеешь?
— Одно время я работал конюхом.
