начинай! Огромный металлический шар с размаху обрушивается на стену, и она, покачнувшись, медленно оседает, увлекая за собой камышовую крышу…
- Дионис, может, тебе припарки сделать? Они, говорят, помогают! - скулит Лизавета.
Дионис вытаращил глаза, заорал:
- Ты отстанешь от меня наконец? Не видишь, человек думает?!
Поднявшись с края постели, старушка облегченно вздохнула:
- Предупреждать надо, когда думаешь. А то до смерти напугал…
Тетушка Лизавета стояла перед фасадом своего дома, на котором появилась жестяная табличка:
- Вот, полюбуйся, - сказала она подошедшему Дионису.
Тот внимательно рассмотрел табличку. Один из вбитых в нее гвоздей был согнут наполовину.
- Сразу видно, Филиппа работа.
Дионис направился к сараю, вернулся с молотком и плоскогубцами. Лизавета встала перед табличкой, предостерегающе подняла руки:
- Не дури, Дионис! Знаешь, чем это пахнет?
- Знаю, - отстраняя ее, сказал старик. - Халтурой.
Он выдернул согнутый гвоздь, выпрямил и вбил снова. Посмотрел на табличку и с удовлетворением
отметил:
- А краска-то эмалевая, не смоет.
- От кого же они его охранять вздумали? - недоумевала Лизавета.
- От нас с тобой. Ты вот что, Лизавета, найди председателя и скажи, что мы, мол, согласны строиться за водокачкой.
- Как это согласны? Я отсюда никуда не уйду!
- Я тоже, - успокоил жену Дионис, - а участок для дома пусть выделят, хоть у черта на куличках.
Уходя, Лизавета неодобрительно покачала головой:
- Оф, недоброе ты затеял, Дионис.
В калитку вошел Ионел, за ним еще один красный следопыт, на животе которого болтался фотоаппарат.
- Поздравляю вас, мош Дионис, с большим событием, - торжественно произнес Ионел, - с включением вашего дома в список этнографических памятников нашего села. Аурел, ты готов?
- Всегда готов, - сказал юный фотограф и на них объектив.
Ионел протянул руку мошу Дионису. Щелчок - и это историческое рукопожатие было зафиксировано на пленку.
- Дубль два - сказал Аурел.
Ионел снова протянул руку старику. Тот нехотя пожал:
- Ну что, следопыты, про моего Архипа прознали что-нибудь?
- Узнаем, - заверил Ионел. - Мы ведем комплексный поиск, действуют четыре поисковые группы, общее руководство программой поручено мне.
Старик смотрел на него с почтением.
- Но это не важно, - с важностью сказал мальчик. - Мош Дионис, вы ведь жили при буржуазно- помещичьем строе?
- Пришлось.
- У вас что-нибудь осталось от него?
Мош Дионис похлопал себя по затылку, поморщился:
- Вот тут весь он у меня сидит.
- Да нет, нам для исторического музея экспонаты нужны, понимаете?
- Понимаю, - кивнул старик. - Нет, сынок, ничего не осталось, потому как ничего и не было.
Он взглянул на свои старые домотканые брюки, которые сохли на заборе, усмехнулся:
- Штаны вон остались.
- Вы их при короле носили? - оживился Ионел.
- Носил.
Ионел приблизился к реликвии, почтительно дотронулся до штанины:
- Вот это да!
- Дубль один? - изготовившись, спросил юный фотограф.
- Не надо, Аурел, постараемся достать оригинал. Мош Дионис, отдайте нам штаны.
- Чего? - опешил старик.
- Для вас они не представляют особой ценности, а на музейном стенде они станут серьезным обвинением в адрес буржуазно-помещичьего…
- Да что вы все привязались с этим музеем, будь ой неладен! - рассвирепел старик. - Мало, что я им дом отдаю, так они еще и последние штаны отбирают! А ну-ка, марш отсюда!
- Извините, - ретировался Ионел, - но мы не знали, что они у вас последние.
Мош Дионис ворошил сено за старой яблоней в глубине двора. Передвигался он как-то странно, словно ступал по заминированному полю. Позади него на дощатом заборе продолжали сохнуть штаны. Мош Дионис выпрямился, вытер изнанкой шляпы лицо. Услышав за спиной шорох, оглянулся: штаны стали сползать с забора.
Старик успел ухватиться за край штанины, рывком потянул к себе и оказался лицом к лицу с длинноногой старухой. Через ее плечо была перекинута десага, в которой уже скрылась остальная часть брюк.
- День добрый, Дионис, - без тени смущения заговорила старуха. - А я иду мимо, гляжу, негодные штаны висят, вот думаю, самый раз для огородного пугала. Воробьи, Дионис, мой подсолнух совсем исклевали. Я уже все свои кофты и платья на пугале перепробовала, да они, проклятые, не боятся женской одежки!…
- А ты, Катинка, встань сама посреди огорода, - посоветовал Дионис, перетягивая штаны на свою половину, - так они тебя за версту облетать будут. Па лицу старухи промелькнула недобрая улыбка:
- Короткая у тебя память, Дионис. А ведь всего каких-то пятьдесят лет назад ты меня хотел в жены взять!
- Безлошадный я был, потому и хотел.
Старуха обиженно фыркнула и пошла прочь.
Мош Дионис вернулся на площадку для сушки сена, опять ступая, как по невидимому канату. Но, вероятно, длинноногая старуха всколыхнула в нем воспоминания полувековой давности. Его движения стали замедленными, он то и дело застывал с задумчивой улыбкой на лице. Сделав очередной шаг, он исчез, как сквозь землю провалился. И действительно, в сене, где он только что стоял, зияла небольшая дыра, из которой доносился его тихий стон. Поэтому старик не мог видеть, как его брюки снова зашевелились и стали сползать с забора…
Зажав вилы между колен, Дионис сидел в траншее для фундамента. Сверху она была перекрыта досками, на которых лежало сено. В дыре показалось испуганное лицо Лизаветы:
- Ты чего туда забрался, Дионис?
- От жары спрятался, - соврал старик.
Ухватившись за вилы, Лизавета помогла ему выбраться из траншеи. Дионис осторожно дотронулся до затылка, поморщился.
