Асвард шел по полю, переворачивая тела, отыскивая Гейра. Под ноги ему попался покореженный шлем. Оттолкнув его ногой, Асвард вдруг заметил знакомые очертания лежащего тела.
— Хёльд здесь! — крикнул он и кинулся на колени возле тела. Пальцы его сразу наткнулись на что- то густое и липкое, задели твердый осколок. Содрогнувшись, Асвард отдернул руки. Мгновенно его пронзило сознание, что хельду уже не поможешь. Полусогнутые грубые пальцы, тридцать лет державшие оружие, уже коченели.
К Асварду подбежали с факелами, и желтый отблеск упал на лежащее тело. Длинной стальной лентой на мху возле тела блестел клинок меча. На его рукояти была сомкнута кисть руки, отрубленная на самом запястье. Это к ней в темноте прикоснулся Асвард.
— Да может, он еще жив! Скорее, давайте!
Скельвира перевернули, разрезали доспех. Он был еще жив, но искра жизни тлела еле-еле. Оборвав подол рубахи, Оттар умело перевязал хёльду отрубленную руку, чтобы он не истек кровью. Других ран не было видно, в темноте трудно было разобрать, что со Скельвиром.
Асвард вытер пальцы о мох, потом о кожаные штаны, но они оставались липкими. Поднявшись с колен, он пошел по площадке. Надо найти пару целых щитов, чтобы отнести хельда на корабль. Видно, Халлю Торговому придется продолжать путешествие на Квартинг без них. Если купцы вообще поплывут дальше. Их дружина тоже потеряла немало.
Берег снова осветился голубовато-серым призрачным светом. Аевард поднял голову, удивляясь, через какое облако луна светит так странно. И вместо луны его глазам представились четыре огонька над темной водой. Четыре синие звезды плясали во тьме, рассыпая искры, и теперь ко всевозможным оттенкам синего примешались кроваво-красные отблески. Духи четырех колдунов напились крови и праздновали удачную ночь.
Асвард остановился, не сводя с них глаз. Разом, словно проснувшись, он понял всю нелепость, невозможность происшедшего. Откуда на берегу взялось целое войско, если сначала он видел с вершины Хатта не больше двух десятков человек? Почему они напали друг на друга? И как дружина слэттов, имея двадцать пять человек, не считая Гейра, выстояла и обратила в бегство сотню фьяллей? Да не было ли все это злобным наваждением?
Опустив голову, Асвард посмотрел на свои руки. Кровь уже подсохла, но это была настоящая кровь, и боль в раненой руке была настоящей.
А у ног его лежало маленькое тело, повернув к небу кудрявый затылок. На спине его чернело широкое кровавое пятно. Асвард молчал, глядя на него. Он не сразу сумел понять, что случилось. Совсем не это он искал. Освещенное призрачным синим светом, тело лежало перед ним с несомненной неподвижностью смерти. В нем не было дыхания жизни, это был мертвый предмет, по нелепой случайности имеющий форму человеческого тела. Тела его племянника Гейра, единственного сына оставшейся дома сестры. И это не было наваждением.
Часть первая
ПЕСНЯ В КУРГАНЕ
Ингитора вышла из кладовки и сразу услышала на дворе шум возбужденных голосов.
— Да где же хозяйка! — Перед свинарником стояла жена одного из хирдманов, Гудруна, держа на весу корыто. Завидев хозяйскую дочь, женщина шагнула к ней, продолжая говорить на ходу. — Флинна, хоть ты уйми ее! Старая ведьма совсем обезумела! Она опять говорит, что видит духов, и даже дух Гейра! Вели ей замолчать, Асгерда уже плачет!
— Я не могу это слушать! — Вслед за Гудруной из свинарника вышла Асгерда, жена Траина Одноногого. Это была маленькая худощавая женщина с острым носом и почти незаметными бесцветными бровями. — Я не могу! — На ходу она прижимала к лицу длинный край головной повязки, вытирая слезы. — Она опять говорит, что видит духов! И дух Гейра! Я не могу этого слышать! Это что же значит — что мой сын погиб? Это неправда, неправда!
— Конечно, неправда! — решительно поддержала ее Гудруна. Поставив корыто к стене свинарника, она обняла Асгерду за плечи. — Не плачь! Старая ведьма всегда была безумной! Ей самой пора мешок на голову да в море! Вот увидишь, Гейр вернется, и все будет хорошо! Выкинь из головы ее бредни! Я правильно говорю, флинна?
— Правильно! — согласилась Ингитора, стараясь говорить бодро. Но это ей не очень удалось. Старая Ормхильд уже в третий раз заводила пророчество и уверяла, что видит духов. Она назвала уже пять человек из дружины, ушедшей с отцом. И среди них — Гейра.
— Где она? — спросила Ингитора у женщин.
— Да вон! — Гудруна махнула рукой в сторону ворот. — Вон, каркает, ворона. Нам Сколь сказал, он слышал.
Ингитора заперла кладовку, прицепила ключ к цепочке между серебряными застежками на груди и пошла со двора. Со стороны моря дул сильный прохладный ветер, с шорохом качались под ногами Ингиторы кустики вереска, давшие название усадьбе Льюнгвэлир — Вересковые Поляны. Еще из ворот усадьбы она увидела Ормхильд. Старуха стояла над обрывом морского берега, ветер трепал края ее темной неподпоясанной накидки, и она в самом деле была похожа на ворону. Обратив лицо навстречу шуму моря и закрыв глаза, старуха тянула носом воздух. Она уже несколько лет почти ничего не видела, и головная повязка у нее была надвинута на самые брови, чтобы уберечь слабые глаза от слишком резкого света. Зато нос у нее был крупным и так решительно устремлялся вперед, что походил на птичий клюв. Казалось, что этим носом Ормхильд не просто чует все запахи на день пути вокруг, но и видит лучше, чем глазами.
Ингитора подошла поближе, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания старухи. Ее пробирала мелкая внутренняя дрожь. Ормхильд часто ошибалась в добрых пророчествах. Но в дурных она обычно бывала права. А теперь она предрекла уже пять смертей — куда уж хуже.
— Орел расправил крылья, подул ветер! — разобрала Ингитора в бормотании Ормхильд. — Пожиратель Трупов расправил крылья на самом краю небес! Ветер летит над миром! На спине ветра скачут духи! Я вижу их, они летят домой! Они хотят погреться у родного очага! Славная дорога их ждет — в Валхаллу, в палаты Одина, Блестящие Щитами! Аудуна я вижу и Грани, Хегни и Рандвера! Гейра я вижу! И ведет их сам Скельвир хёльд!
Ингитора сильно вздрогнула, как будто ее ударили.
— Что ты несешь, безумная! — вскрикнула она, уже не заботясь, что помешает старухе говорить с духами. — Опомнись! Ты назвала моего отца! Этого не может быть! Ты все врешь, проклятая! Скажи, что ты врешь!
Ормхильд резко повернулась, сжала перед грудью сухие руки со скрюченными пальцами, похожими на птичьи когти. Раскрыв тусклые глаза, она силилась рассмотреть стоявшую перед ней девушку. А Ингитора сжала кулаки, как будто собиралась драться, на щеках ее горел гневный румянец, длинные густые волосы русо-рыжеватого оттенка вились на ветру за ее плечами, как плащ.
— Этого не может быть! — настойчиво восклицала она. — Ты не видела духа моего отца! Говори же — не видела!
— Как я могу не узнать дух хельда, когда я всю жизнь прожила в его доме? — проскрипела в ответ старуха. — Я была здесь, когда он родился, я была на его свадьбе, я буду на его погребении. Скоро он вернется домой! Только жена увидит его, а он её нет! Нет больше руки, которая надевала на палец кольцо! Нет руки, державшей меч! Скоро он будет здесь!
В негодовании Ингитора резко повернулась и бегом пустилась назад к воротам усадьбы. Ей хотелось выбросить из головы слова безумной старухи, убежать от них. Пусть их унесет и развеет ветром! Всякая смерть — горе, жаль будет, если Аудун, Рандвер и другие не вернутся живыми. И Гейр — обидно погибнуть в первом же походе! Но отец! Ингитора не могла представить даже, что отец не вернется, никогда больше не будет сидеть во главе стола в гриднице, и ей не придется встречать его из похода, не придется провожать, стоя на том самом мысу, откуда Ормхильд вынюхивает духов. При одной мысли об этом очертания гор, моря, неба дрожали в глазах Ингиторы, готовые рухнуть, как шаткая хижина с
