– Замечательно! – энтузиазм директора музея-заповедника был воистину неисчерпаем. – Пошли!
И они пошли.
Сумасшедшего француза разместили в Башне Поэтов – уменьшенной копии танаисской сторожевой башни, которую лет пятнадцать назад построили всем миром и в которой часто и подолгу жили некоторые ростовские и прочие поэты, из-за чего Башня и получила такое название.
Симон оказался молодым чернявым пареньком, чем-то смахивающим на лицо кавказской национальности.
– На грузина похож, – заметил Четвертаков, здороваясь с французом. – У нас в институтской команде был, помнится, такой Нукри Герсамия – просто копия Симон!
– Гасконец, наверное, – предположил Егор. – Гасконцы – это те же баски, а баски вроде давным- давно когда-то из древней Грузии вышли, – и, обращаясь к Симону, прямо спросил: – Гасконь?
Зоя как смогла перевела, и Симон затараторил в ответ, вставляя невпопад немногие известные ему русские слова. И тут…
Егор вдруг осознал, что кое-что понимает!
Да, говорил Симон, его предки были гасконцы. Россия прекрасная и огромная страна. Добрые, отзывчивые люди. Кормили. Помогали. Поили. Много поили. Расскажет во Франции всем друзьям и знакомым. Не может дальше ехать. Мотоцикл. Мало денег.
– Не дрейфь, – махнул рукой Володька, – починим мы твой мотоцикл… – и замер с открытым ртом.
– Что, – спросил Егор тихонько, – ты тоже понял, что он сказал?
– Не все, – хрипло и тоже тихо ответил Четвертаков, – но главное, по-моему, понял.
– А говорили, что французского не знаете, – обиженно заметила Зоя.
– Говорить не можем, – быстро пришел в себя Егор, – а понимать, оказывается, немного понимаем.
Мотоцикл содержался в гараже музея-заповедника, и там, при ярком электрическом свете, Володька наскоро осмотрел японское чудо техники.
– Все ясно. Цилиндр пробило, – поставил он диагноз. – Надо менять.
– И как? – спросил непосредственно заинтересованный в этом деле Черемша.
– В понедельник привезешь мне его на работу. Я имею в виду мотоцикл, а не француза. Что-нибудь придумаю. Автобус-то твой на ходу?
Виктор Федорович уверил, что автобус на ходу и в понедельник он обязательно 'Ямаху' привезет.
– Ну хорошо, – сказал Володька. – Денька за два-три починим. Пока цилиндр найдем, пока то да се… Выдержит твой француз еще несколько дней?
Симон непонимающе переводил взгляд с Черемши на Четвертакова и обратно. Зоя сжалилась и коротко перевела. Симон заулыбался и активно закивал головой – выдержу, мол, не сомневайтесь!
– Куда он денется, – мрачновато усмехнулся Виктор Федорович. – Девки мои его тут кормят как на убой, а поэты и художники поят…
– Как на упои, – подсказал Егор. Зоя засмеялась.
– Вот именно что на упои, – подтвердил Черемша. – Не жизнь, в общем, а рай земной, можно сказать. Мне бы так.
– Мы уже, Витя, с тобой не в том возрасте, чтобы такой жизнью жить, – обнимая Черемшу за плечи, сказал Володя. – Мы люди взрослые, степенные, и на нас, следовательно, лежит ответственность.
– Кому ты это говоришь! – вздохнул директор музея-заповедника. – Но ведь хочется!
– Ну, может, когда-нибудь… Ладно. Как починю – позвоню. Приедешь и заберешь, или я сам на нем приеду. Решим, в общем. Добро?
– Добро.
Присутствующие пожали друг другу руки, и Егор с Володей засобирались домой.
– А то оставайтесь до завтра, – предложил Черемша. – Поужинаем, водки выпьем…
Предложение было заманчивым, но выяснилось, что остаться никто не может. Егору нужно было готовиться к завтрашнему дню рождения, Володю ждала жена Надя, а Зою – мама.
Из Танаиса выезжали уже в полной темноте. Радио не включали. Молчали.
– Тебе куда в городе, Зоя? – спросил Егор.
– На Шестнадцатую линию.
– Хорошо. Отвезем Володю, потом тебя. До города доехали быстро. Вражеский 'Мерседес' так и не объявился, и Егор вздохнул с облегчением, когда машина углубилась в городские улицы.
– Может, заедешь ко мне, когда Зою отвезешь? – предложил Володька. – Поужинаем, обсудим кое- что…
– Спасибо, Володя, – отказался Егор. – Устал я что-то. Башка не работает. Слишком много всего свалилось и сразу. Вот высплюсь как следует…
– Да, – согласился Четвертаков. – Утро вечера почти всегда мудренее. Ну, до завтра?
– До завтра. Вечером жду.
– Само собой. Но если что новое интересное случится, держи меня в курсе. Ладно?
– Ладно. Наде привет.
– Загадочные вы ребята, – сказала Зоя, когда они отъехали от Володиного дома.
– Не всегда, – успокоил ее Егор. – Только изредка. Тебе просто повезло, и ты попала на такой период нашей жизни. – Он подумал и неуверенно добавил: – Или не повезло.
Уже загнав машину во двор собственного дома, Егор еще долго сидел за рулем, не выключая двигатель, и слушал радио, настроенное на все ту же французскую волну. Он курил, тихонько балдел от того, что все лучше понимает французскую речь, и отрешенно следил за датчиком уровня топлива, стрелка которого показывала, что бензина он истратил за сегодняшний день от силы литров пять.
Глава 7
Утро субботы выдалось ветреным, но солнечным.
Егор проснулся от голода и шума ветра в деревьях за окном. Вспомнил, что у него сегодня день рождения, и обрадовался – ему было на что устроить праздник. И Зоя обещала прийти!
Некоторое время он лежал с открытыми глазами и вспоминал Зою. Вспоминать, правда, было особенно нечего, поэтому имеющиеся в наличии картинки он прокрутил в голове несколько раз, после чего мысли сами собой перескочили на автомобиль.
Да. Автомобиль. Машина. Папины 'Жигули'. 'ВАЗ-2101' образца 1974 года. Старая-престарая 'копейка'. Ни о каком подарке и уж тем более доброй шутке друзей, разумеется, не может быть и речи. Никто не в состоянии сделать подобный подарок. Во всяком случае, никто из его друзей. Тут произошло что-то необычное, что-то, что находится за гранью повседневного здравого смысла.
Или все-таки нет?
Может быть, какая-нибудь сверхсекретная научная лаборатория ФСБ (или как их там теперь кличут)? Собрали опытный образец и теперь на нем испытывают? Бред, конечно, но с них станется. Непонятно только, почему именно на нем. А для чистоты эксперимента! Берем, так сказать, среднестатистического русского художника-алкоголика и смотрим, можно ли с помощью современных достижений науки и техники превратить его обратно в порядочного человека, полезного обществу и себе самому. А что? При таком количестве алкоголиков в стране, которое существует на сегодняшний день, подобный опыт был бы очень и очень своевременным. А его взяли потому, что не совсем тупой. На рабочем-то классе и люмпенах, видать, крест поставили… Бред. При чем тогда французский? А все при том же. Для разностороннего формирования личности и полнейшего раскрытия ее способностей. И хотя это уже бред времен социализма, но…
Егор от волнения совсем проснулся, приподнялся на локте и с уважением посмотрел в сторону, в
