— Говорят, нельзя. Подходит жуткий мордоворот и сразу начинает орать. Редкостное хамло! — сказала девушка с негодованием.
— Охранник, что ли? — не поняла Таня.
Только через десять минут, уже расставшись с пего-зеленой фанаткой, Таня запоздало сообразила, кем был упомянутый мордоворот и выругала себя, что не догадалась спросить номер зудильника. Возвращаться на студию желания не было. Потоптавшись в замешательстве, Таня решила прибегнуть к магии и вызвать Гробыню через перстень. Такой способ связи тоже существовал, хотя и был более трудоемким. Однако прежде, чем она настроилась и, вызвав в памяти необходимые зрительные образы, произнесла заклинание, ее отвлек шум.
У дома слева от студии стоял здоровенный плотный мужик в безразмерной темной майке. Круглая как мяч, тщательно выбритая голова казалась гостем на его огромном туловище. Через равные промежутки времени мужик ударял в стену кулаком и исторгал вопль, похожий на брачный призыв лося.
Таня взглянула на него искоса, с опаской, собираясь уйти, затем зачем-то взглянула еще раз, остановилась и недоверчиво всмотрелась. Мужик показался ей удивительно знакомым.
— Гуня! — окликнула она.
Мужик перестал сотрясать дом и медленно, угрюмо, как танковая башня, повернулся. Тане стало не по себе, когда она представила, что могла обознаться.
— О, Танька! Блин! Какими судьбами? — заорал мужик, заключая ее в медвежьи объятья.
— Контрабас раздавишь! — только и успела сказать она.
Наконец лапы Гуни разжались. Таня смогла набрать воздух и определить примерное количество раздавленных ребер. Неужели ни одного? Странно, очень странно…
— Вот я вас и нашла! Зачем ты бедную стену бьешь? Тренируешь
— Неа, чего его тренировать? Я изгоняю стресс наружу, чтобы не дать ему разрушить меня изнутри, — подумав, сказал Гуня.
Для прежнего Гуни эта фраза была бы безумно сложной. Сегодняшний же оттарабанил ее бойко, как попугай. «Похоже, Склепова все время повторяла и он запомнил», — решила Таня. Она еще в Тибидохсе заметила, что Гломов обожает думать гробыниными мыслями. А еще точнее: полуфабрикатными заготовками ее мыслей.
— Стресс?
— Ну да. Гробыня меня измотала… Сказала: «Стой тут! Жди!» А я ненавижу ждать! Уа! Меня прямо всего трясет! Лучше б дома остался! — заревел Гуня.
Его кулак взметнулся, и от стены вновь полетели каменные крошки.
— А где Склепова? — спросила Таня.
— Она это… в магазине. Она способна на минуту заскочить в магазин за зубной щеткой, и вернуться через три часа с тележкой покупок.
— А ты сам с ней ходи! — предложила Таня.
Гуня ухмыльнулся.
— Гы! Так она меня и взяла! Она говорит, что я у нее над душой стою!.. И вообще когда я с ней в магазине, ее трясет!
Неожиданно какая-то радостная мысль посетила Гуню. Его бандитская физиономия просветлела.
— Ты же тут? Сейчас мы ее вызвоним! — сказал он.
Довольный, что у него появился повод дернуть Гробыню, Гломов извлек зудильник и несколько раз ткнул в его дно заскорузлым пальцем. Современные модели зудильников позволяли вызывать абонентов контактным способом, не запуская наливные яблочки.
— Ну же! Где ты там? — нетерпеливо пробормотал он.
Поцарапанное дно зудильника осветилось. На нем возникла разгневанная физиономия Склеповой.
— Ты меня достал! Пяти минут не можешь без мамочки?
Гуня замычал и сместил экран зудильника так, чтобы Гробыня могла увидеть Таню. Таня не сказала бы, что Склепова чрезмерно обрадовалась. Если ее разновеликие глаза и расширились от изумления, то незначительно.
— О! О! Жди меня! Я сейчас! — сказала она и отключилась.
Таня была уверена, что Склепова примчится как метеор, однако не тут-то было. Гробыня появилась только минут через десять с кучей дорогих пакетов. Ее каблуки касались асфальта с особенным, четким звуком. Во всем облике Склеповой царила восхитительная, расслабленная небрежность. Это была королева, хозяйка жизни. Сунув пакеты Гуне, Склепова небрежно обозрела Таню.
— Что у тебя за ссадина на подбородке? Сарданапал побил? С кровати упала?
— А… это?!… Кто-то из третьекурсников налетел… Соловей взял меня на драконбол младшим инструктором, — вспомнила Таня.
Брови Гробыни выразили все, что она думает об упомянутом виде спорта.
— Драконбол, а? Физкультура лечит, а спорт калечит, а?.. Ну иди ко мне, дорогая!
Таня подошла. Гробыня обняла ее холеными руками и осторожно поцеловала в щеку.
— Имей в виду, Гроттерша! Выглядишь ты плохо! Не то, чтобы плохо, но неухожено. Так недолго из человека превратиться в спортивно-ломовую лошадь!
Таня улыбнулась.
— Спортивно-ломовую? Такие разве бывают?
— И не такие бывают. Посмотри в зеркало, киса!
Лицо Гробыни стало вдруг озабоченным. Вспомнив о чем-то, она быстро извлекла пудреницу, щелкнула крышкой и внимательно оглядела свою верхнюю губу.
— Так и есть! Герпес! Сглазили, собаки! — сказала она без особой досады.
Постояла, подумала о чем-то своем, глядя поверх волос Тани. Таня почувствовала, что формальная часть закончена. Склепова с ней уже поздоровалась.
— Ты-то здесь какими судьбами? Проездом али по амурным делам? Хотя какие у тебя амурные дела? Печаль одна, — спросила и сама себе ответила Склепова.
Таня порылась в сумке и передала одно приглашение ей, одно — Гуне. Гробыня небрежно прочитала.
— А я-то думала, когда их осенит? Пять дней после окончания школы… Пять минут после окончания школы… И, конечно, надо собираться всей толпой! Сопливая сентиментальщина! — сказала она.
— Так ты не приедешь? — с обидой спросила Таня.
— Почему не приеду? Кто тебе сказал такую чушь? Разумеется, приеду. Где я еще увижу дураков в таком количестве? Зоопарки ныне подорожали.
Таня собралась прощаться, однако у Гробыни были другие мысли на этот счет.
— Значится так, Гроттерша! Сегодня ты ночуешь у нас с Гуннием. Через сорок минут у меня запись… Думаю, за три часа отстреляемся. Потолкайся где-нибудь в студии, а вечером поужинаем.
Таня хотела сказать, что ей нужно разнести кучу приглашений, но Гробыня, не слушая, уже неслась куда-то. О том, что у Тани могут быть иные планы, ей и в голову придти не могло. Таня подумала, что Гробыня крайне счастливый человек. Существуя в своем склеповоцентричном мире, она и представить не может, что есть еще чьи-то желания и проблемы, кроме ее собственных. Мир вертелся для Гробыни и вокруг нее. И, как ни странно, этот эгоизм был таким здоровым, таким заразительным, что не отталкивал. Скорее, в нем было что-то завораживающее и притягательное.
«А почему бы и нет?.. К чему такая спешка? Приглашения можно разнести и завтра», — сказала себе Таня.
— Гуня! За мной! Мы опаздываем! — озабоченно взглянув на часы, велела Склепова.
Не оборачиваясь, протянула в пустоту пакеты, и быстро двинулась вперед. Так они и шли: впереди величественная Склепова, немного позади — Таня с контрабасом. Гуня, с ненавистью толкая коленями пакеты, тащился сзади, как большая собака, которой неохота возвращаться домой с прогулки.
Прохожие оглядывались на них. Точнее, не на них, а на Гробыню.
