к нам сбегают?
— Еще танцоры. Которым ноги мешают… Ладно, поехали дальше!
— Дальше ехать некуда. Приехали, Молдер. Джордж Могулия — единственный подозреваемый.
— Только подозреваемый?
— Молдер, ты как маленький! Как неуч-правозащитник, честное слово! Улик у группы Патерсона более чем достаточно. Вплоть до отпечатков пальцев. Но преступником человека вправе назвать…
— … только суд, Скалли, только суд. Я пошутил.
— Шуточки у тебя!
— С кем поведешься — так тебе и надо.
— А тебе надо?
— Надо нам. Итак?
— Насчет?
— Насчет подозреваемого.
— Вторые сутки сидит в камере, в тюрьме. В Лортоне.
— Штат Вирджиния?
— А где еще у нас Лортонская тюрьма? Ты что, Молдер?!
— У нас — в штате Вирджиния. Но мало ли!
— В Вирджинии, в Вирджинии.
— Магулия, Магулия… Что за фамилия?! Он не родственник?
— Кому?
— Твоему Хачулии. Похоже звучит.
— Цинци Хачулия не мой. Нет, не родственник. Даже не однофамилец. Но тоже грузин. В отличие от Цинци Хачулия, нелегал. Эмигрант. Грин-карты не имеет. Виза просрочена три года как…
— Грузин? Ты же сказала — выходец из России.
— Кто их там, в России, разберет! Все одинаковы!
— Ну-ну. И чем занимается наш подозреваемый.
— Молчит. Мычит. Сверкает глазами. Рисует. Непрерывно рисует. Сплошь химеры. Сплошь горгульи. У него изымают бумагу — он начинает на стенах. Одна и та же горгулья — с вариациями.
— Тоже грузин?
— Кто?!
— Горгулия!.. Магулия, Хачулия, Горгулия. Срань господня! П-понаехали!
— Молдер! Горгулья — не имя собственное. Горгулья — она же химера, она же…
— Да знаю, знаю. Что нам еще известно про этого х-художника? Х-художник, срань господня! От слово «худо»
— Тут ты не прав. Он профессионал. Специалист по стенным росписям.
— У нас таких специалистов — черным-черно. С пшикалками по кварталам так и шныряют. Граффити, понимаешь! Чтоб им пусто было!
— Граффити и стенная роспись — между ними большая разница.
— О, не смею спорить! Куда мне до искушенного ценителя, завсегдатая Арт-галереи!
Тем более, если завсегдатай в паре с князем Грузинским!.. Как он хоть выглядит?
— При чем тут?! Ну… неплохо.
— Так-так?
— Блондин. Высок, атлетичен, лицо волевое.
— Так-так?
— Губы пухловаты, но они его не портят. Даже трогательно.
— Так-так?
— Одевается со вкусом, в отличие от некоторых. Портной у него, видимо, неплохой.
— В Лортонской тюрьме? У заключенного? Личный портной?
— Стоп! Ты о ком?
— О подозреваемом, разумеется. А ты?.. Попалась, ага?!
— Один-ноль, Молдер. В твою пользу. Ой, только не строй рожи, прошу. Сказала же, один-ноль.
— Всё. Я — сама непроницаемость… Ну, и как он выглядит?
— Джордж Магулия?
— Джордж Магулия.
— Плохо. Плохо выглядит. Кожа и кости. Неадекватен.
— Что ему инкриминирует Патерсон? Кроме покушения на Кастракиса?
— Патерсон уверен, что вся серия убийств — на совести Магулии.
— Основания?
— Спроси у Патерсона.
— Нужен он мне!
— А ты ему, похоже, нужен.
— Скалли?
— Скиннер приватно мне сообщил, что Патерсон ненавязчиво, но настаивал на том, чтобы привлечь именно тебя в помощь его группе.
— Старина Скиннер! Безотказный наш Железный Винни! Он знал, он не мог догадаться, насколько мы души не чаем друг в друге, я и Патерсон! Было 6 еще дело заковыристое! Тьфу!
— Тьфу — в смысле, раз плюнуть?
— Во всех смыслах.
— Ты изменишь мнение, когда ознакомишься с делом поподробней.
— Что такое? Скалли?
— Наш подозреваемый на первом, предварительном, допросе утверждал, что в момент убийств в него вселялся Некто.
— Пришелец? Дух святой?
— Молдер, не иронизируй. Дух. Не святой. Злой.
— Веришь?
— Всего лишь привожу выдержку из протокола дознания.
— Обычная отмазка любого попавшегося преступника: затмение нашло, злой дух вселился, я — не я, жертва не моя. Симуляция сумасшествия. Ах, да! Не симуляция. Бред шизофреника.
— Почему ты заранее столь категоричен, Молдер?
— Я категоричен? Ты же сама сказала: он ненормален.
— Ничего подобного. Я сказала: он десять лет провел в психиатрической клинике.
— И это называется «ничего подобного»?
— В психиатрической клинике города Гори. Гори — в России.
— Да они там в России все ненормальные!
— Вот-вот. Если бы Джордж Магулия лежал в нашей, в американской, клинике, тогда мы бы предположили, что он действительно душевнобольной. И то лишь до тех пор, пока его оттуда не выписали. Если выписали, значит выздоровел. Но Джорджа Магулию содержали в российской психушке.
— За что?
— Ему поручили написать парадный портрет Брежнева. К Олимпиаде.
— Брежнева? Он же умер!
— Тогда был жив.
— Когда?
— В 1980-м. Сказала же, к Олимпиаде. К Московской.
— В Москве была Олимпиада?
— В 1980-м. Была.
— В Лос-Анжелесе, в 1984, — помню. В Москве, в 1980, — не помню.
— Мы ее бойкотировали.
— Значит, ее и не было!
— Но Брежнев был.
