которую проповедует. Словно бы он вычеркнул из своей памяти слова Евангелия:
«И видя ученики его сказали: Господи! Хочешь ли, чтобы мы попросили и огонь сошел с неба и истребил их, как Илия сделал?
Но он, обратившись к ним, запретил им и сказал: Не знаете, какого вы духа: ибо сын человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лука 9. 54).
Предание сожжению чего-либо — акт ритуальный, не только уничтожающий объект, как таковой, но публично утверждающий это как акт высшей правоты. Это, увы, наводит меня на печальное размышление: в конце второго тысячелетия христианства в кругах духовенства разных религий до сих пор еще распространена иллюзия, что возможно утверждение одной из существующих интерпретаций Божества при помощи силы.
Сила идеи, и тем более религиозной, — не в страхе. Христос дорожил лишь теми, кто добровольно пришел к нему. Наличие некоего идеологического, философского или религиозного соблазна, от которого человек старается убежать, означает, что он не слишком в свою идею верит либо боится, что вера его не слишком убедительна. Среди сожженных в Екатеринбурге книг были сочинения отца Сергея Булгакова, Александра Меня, Шмемона, Соловьева. Да, эти люди толковали христианство нетрадиционно, но они помогали людям понять Бога, а не догму. Грустно смотреть, как у духовных лиц скучнеют и опускаются долу глаза, когда говоришь что-то, противоречащее их догме. С этого момента ты для них враг. В России на этом разговор кончается.
Один неглупый человек сказал в прошлом веке: люди выстраивают между религиями стены, которые не могут достать до Бога, ибо Бог, который наверху, неделим. Он смотрит на эти стены и улыбается...
Мне закрадывается в голову еретическая мысль. Когда мы говорим о братстве, взаимопонимании между народами, единении человечества, о котором мечтали творцы утопий, христиане, коммунисты, артисты, музыканты, Джон Леннон и Людвиг ван Бетховен в 9-й симфонии, что мы имеем в виду под всем этим? Что может объединить людей, если интерпретация — хочу подчеркнуть: интерпретация Божественной истины — у разных конфессий становится основой для уничтожения, подавления, вражды? Разве не является единственным спасением, во всяком случае, реальным выходом попытка примирения разных конфессий? Я говорю о подлинном примирении — не о благочинном сидении за круглым столом, а полной, от сердца идущей терпимости друг к другу.
В общем-то воинствующих конфессий не так много: в христианстве — православные, в исламе — шииты (но не суфиты и не сунниты), в иудаизме — хасиды. Эти три конфессии с точки зрения геополитической конфронтируют в той части мира, которая есть не только постоянный источник напряжения, но тлеющий очаг, из которого совсем внезапно может вспыхнуть термоядерная катастрофа.
С концом холодной войны мировая политика вошла в новую фазу. Основные источники конфликта будут уже не идеологические и, скорее всего, даже не экономические. Думаю, они будут культурные. Конфликт культур — это, в сути своей, конфликт разных мировоззрений, формирующихся, в первую очередь, религиозными идеалами. Не обязательно дело придет к мировой войне — опыт двух мировых войн вполне достаточен, чтобы понять бессмысленность третьей, — но ядерная катастрофа возможна вполне.
Увы, в наступающем веке — я говорил об этом в предыдущей книге — могут стать повседневностью религиозные, расовые и племенные войны. Это видно уже и сейчас: нынешний век есть предвестие века завтрашнего. В Югославии мусульмане с невероятной жестокостью убивают православных, православные с не меньшей жестокостью и варварством истребляют мусульман.
ХХI век уже не впереди. Мы уже живем в нем. Мы уже свидетели всех его главных проблем. Мы просто еще не знаем, как и в какую сторону они будут разрастаться.
Не вся жестокость в мире творится во имя Бога, но, как ни печально, большая ее часть. Речь не только о конфликте между христианами и мусульманами, не менее опасен и конфликт между христианами православной, западнокатолической и протестантской ветвей. Всюду следы культурно-религиозных конфронтаций.
Стратеги, думающие о будущем мира, на мой взгляд, гораздо большее внимание должны уделять возможности возникновения войн между цивилизациями, а не идеологиями. Эти главные цивилизации — католическо-протестантская, то есть западная, конфуцианская, или китайская, японская, исламская, индуистская, славянско-православная, латиноамериканская и африканская. Конфликты между этими цивилизациями могут разрастаться до военных.
У разных цивилизаций разные приоритеты касательно отношений гражданина и государства, прав и обязанностей, ответственности, свободы, авторитета, равноправия и иерархии. Различия в приоритетах определяют в конечном счете и основополагающее различие в отношении Цены Человеческой Жизни. В мире она чрезвычайно разнится. Когда Запад пытается учить Китай соблюдению прав человека, то, наверное, Цзян Цзэминь понимает, что хотят внушить ему западные партнеры, но про себя, возможно, думает: «Цена-то человеческой жизни у моего народа другая». Не получится просто перевесить бирки — цену устанавливает сознание нации.
Все эти понятия гораздо более фундаментальны, гораздо более влиятельны как вектор развития культур и даже экономических структур, чем различия в идеологиях и политических режимах. Религиозные убеждения могут оказаться самым серьезным препятствием для взаимопонимания с иными культурами.
Чтобы предупредить возможные войны, нужен поиск возможно более глубокого понимания между противостоящими фундаментальными религиями. От того, насколько цивилизации смогут между собой взаимодействовать, зависит будущее человечества.
Война не неизбежна, и все же, чтобы снизить ее опасность, ведущие религии должны делать упор не на то, что разделяет их между собой, а на то, что может объединять. Прежде всего это касается иудаизма, христианства и ислама — трех столпов духовного самосознания человечества. У них особая ответственность за мир на планете. Три эти религии могут найти общность в том, что все они чтят Авраама как своего прародителя. Не случайно имя его означает в переводе «Отец множества народов». «Благословятся в тебе все племена земные», — обращается к нему Бог в Писании. Понятно, что те религиозные лидеры, которые решатся перейти от эксклюзивизма, самоизоляции, утверждения своей религии как единственно истинной к взаимопониманию с другими религиями, к чувству взаимной ответственности и солидарности всех религий, сделают шаг революционный. Первых подвижников на этой стезе ожидает ненависть фанатиков и весьма реальная опасность быть убитыми.
И все же понимание Авраама как отца иудейства, христианства и мусульманства помогает нам осознать, что все три религии рождены одной. Он не укладывается ни в одну из них, ни во все три, вместе взятые. Авраам не иудей, не христианин, не исламист, он просто человек, доверивший себя Богу, и в этом для нас пример. Дух Авраама есть выражение безусловного доверия Богу.
В мире уже давно говорят о необходимости примирения, но процесс этот чрезвычайно сложен: тысячелетиями формировались в умах людей, в их взглядах предубеждения, толкующие иные религии как абсолютное зло. Единение надо готовить. Из христиан православные непримиримы более всех. Униатская церковь давно приняла в себя протестантов и католиков, они служат службы в тех же храмах. Православным до подобного далеко. Хорошо хоть, они вернули в лоно церкви раскольников.
По радио «Свобода» недавно очень красиво вспомнили об Алесе Адамовиче. Выступая на митинге на Манежной площади, он сказал, что предлагает сохранить Мавзолей Ленина. Сделав паузу, добавил: из него надо сделать музей сданных партийных билетов. Я представляю, какое колоссальное впечатление оставлял бы этот музей, доверху набитый партийными билетами. Те, кто публично сжигали свои партийные билеты и отрекались от прежнего Бога, доказывали этим прежде всего слабость своей веры, как прошлой, так и нынешней. Они легко могут поменять концепцию жизни и стать яростными адептами того, что предавали анафеме вчера.
Мне гораздо человечески ближе поведение Алеся Адамовича и тех, кто не отреклись от старых убеждений. Они вызывают у меня уважение. Человек может изменить прежнюю концепцию жизни, может поклониться новому богу, но вовсе не обязательно сжигать то, чему поклонялся, и кланяться тому, что сжигал. Когда человек поклоняется новым богам, не сжигая старых, уважая их, это для меня лишь
