восприятием, а способ открытого бытия, благодаря которому мир доступен мне самыми различными образами – как угрожающий, радующий, приятный, волнующий и т.д»[154]. Следует отметить, что хайдеггеровский анализ расположения повлиял на психиатрию (Людвиг Бинсвангер) и медицину[155] .
Второй структурный момент, момент понимания, равнопервоначален настроенности. Но здесь мы не будем уделять ему так много внимания, как первому, а лишь кратко укажем на его место в экзистенциальной аналитике Dasein. Наше особое внимание к расположенности и феномену настроения обусловлено нашей темой – исследованием различных значений понятия «экзистенция». Дело в том, что традиционно в экзистенциализме темой рассмотрения становится какое-либо чувство («тошноты» – Сартр, абсурда – Камю, также у Кьеркегора – страха, и т.п.), т.к. экзистенция связывается не с сознанием, не с разумным отношением к действительности, а с чем-то противоположным, что находят, например, в чувстве.
Переходя к рассмотрению понимания как экзистенциала, следует отметить, что специфика хайдеггеровского прояснения понимания как экзистенциала состоит в том, что понимание обнаруживает в себе характер проекта, как возможности быть, умения быть Dasein. «В понимании экзистенциально лежит бытийный способ присутствия как умения быть»[156]. Экзистенциальную структуру понимания Хайдеггер проясняет как набросок, проект (Entwurf). Dasein существует в понимании как открытость, набрасывая себя на возможности своего умения быть. Так как это набрасывание происходит не в пустом пространстве, да и возможности уже открыты определенным образом, оно есть фактичность. Хайдеггер анализирует понимание как истолкование и высказывание. Понимание является как-раз тем способом, котоым Dasein относится к себе самому, своим собственным возможностям, что делает возможным его экзистенцию. «Присутствие есть сущее, которое понимая в своем бытии, относится к этому бытию. Тем самым заявлено формальное понятие экзистенции»[157]. Выше мы уже указывали на то, что отношение Dasein к самому себе (формальное понятие экзистенции) внешне подобно кьеркегоровскому определению духа, которое восходит к немецкой классике. Более выразительно на связь идеи экзистенции и понимания Хайдеггер указывает в §63, где он как бы подводит итоги экзистенциальной аналитики: «Формальная заявка идеи экзистенции была ведома лежащей в самом присутствии понятностью бытия. …Введенная идея экзистенции есть экзистентно несвязывающая прорисовка формальной структуры понятности присутствия вообще»[158]. Хайдеггер отмечает, что исходя из этой идеи происходил анализ Dasein, прояснение термина «забота», что дало возможность различения реальности и экзистенции, привело к тезису: «субстанция человека есть экзистенция» [159].
Речь представляет собой третий момент бытия-в-мире. Хайдеггер определяет ее как артикуляцию понятности. «Расположенная понятность бытия-в-мире выговаривает себя как речь»[160].
Итак, показаны конститутивные моменты бытия-в-мире. Но экзистенциальная аналитика продолжается с целью показать их единство, взаимопричастность. Это Хайдеггер делает во втором разделе трактата, определяя основную структуру Dasein как заботу (die Sorge), и повторяет экзистенциальную аналитику Dasein в свете временности, т.е. все выделенные моменты бытия-в-мире анализируются с точки зрения временности.
Остановимся на основном хайдеггеровском термине «забота», который обобщает три выделенных характера Dasein: во-первых, экзистенциальность (тот момент, что для Dasein важна его экзистенция, т.е. оно находится всегда при своем умении быть, при своих возможностях бытия, которые надо воплотить); во-вторых, фактичность (Dasein определено тем, во что оно «заброшено», тем, что зависит не от него, а встает перед ним в виде неизбежного факта); в-третьих, падение (этот момент подчеркивает, что в основном бытие Dasein проходит в модусе неподлинности, т.е. Dasein понимает себя из того, что оно не есть, оно падает, теряет себя в сущем). Хайдеггер дает такое структурное определение заботы как «впереди-себя-уже-бытие-в (мире) как бытие-при» [161], где момент «быть впереди себя» указывает на экзистенциальность, «уже-бытие-в (мире)» – на фактичность, «бытие при» – на падение. Забота не означает здесь тревожность, хлопотливость, озабоченность, а употребляется, как указывает Хайдеггер, «чисто онтологически-экзистенциально»[162], т.е. является понятием, синтезирующим три выделенных характера Dasein, которые удерживаются в единстве и согласованности благодаря такой структуре как временность. Временность Dasein описывается Хайдеггером с особым вниманием к будущему, настающему. Забегая вперед Dasein помнит и о своем прошлом, бывшем. «Присутствие способно собственно бывшим быть лишь поскольку оно настающе. Бывшесть возникает известным образом из будущего»[163]. Это в корне отлично от традиционного понимания времени как поступательного движения от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему. Только потому что Dasein может забегать вперед, т.е. только потому что оно является будущным, оно может возвращаться к прошлому, и таким образом не терять его, а сохранить, удержать, помнить. В. Бимель отмечает, что с этой же позиции написана серия романов М. Пруста «В поисках утраченного времени», в которой «единство времени составляет основное действующее лицо книги»[164] . Временность и вводит нас в ситуацию, забегая из нее вперед, и возвращаясь к бывшему до нее. «Временность раскрывается как смысл заботы»[165]. Исходя из этого Хайдеггер опять анализирует экзистенциалы: понимание, расположение, падение, речь[166], но это не возвращение того же самого, а новое понимание экзистенциальной структуры Dasein. Исходя из временности понимание определяется как само-проектирование (возможность), поэтому основной модус времени здесь – будущее, которое определяется как забегание вперед. Dasein, которое «временится» из будущего, забегая вперед, существует в собственном модусе бытия. В противоположность ему несобственное Dasein существует в виде «поджидания»(ожидания), которое убегает в «экстаз» настоящего. Так Dasein теряет подлинность своего бытия, когда умение быть (возможность) понимается из озаботившего, а не из будущего, когда Dasein забывает себя, теряет то, чем оно определяется и отворачивается от себя, занимаясь тем, что его озаботило, т.е. оно закрывается от себя. Этот способо бытия, противоположный тому, что Хайдеггер называет открытостью. В подлинном понимании, забегая вперед, Dasein одновременно удерживает ставшее.
Во временной интерпретации расположенности настроение проявляется как то, в чем очевидно прошлое Dasein, т.е. его фактичность, бытие заброшенным. Противопоставляя два настроения – ужас и страх – Хайдеггер показывает собственный и несобственный способ бытия в прошлом. Страх связан с самозабвением, а «в ужасе показывается неосновательность всего озаботившего, невозможность найти себя исходя из того, о чем заботятся»[167]. В ужасе Dasein возвращается к себе самому – познает себя в своей конечности. Возвращение к себе самому Хайдеггер именует повторением.
Временность падения, по Хайдеггеру, выражается в любопытстве, которое основано в том, что от любопытствующего Dasein скрыты собственные возможности (будущее) и оно концентрируется на настоящем.
Таким образом, при анализе временности экзистенциалов всегда присутствуют все три временных экстаза (будущее, прошлое, настоящее), хотя приоритет в каждом из экзистенциалов различен: в понимании акцент делается на будущем, в расположении – на бывшем, в падшести и речи в первую очередь рассматривается настоящее.
§5. Бытийно-историческое мышление «позднего» Хайдеггера
Следующие рассматриваемые нами в связи с нашей темой работы Хайдеггера связаны с некоторым изменением проблематики философии Хайдеггера, произошедшее на рубеже 30х годов, которое
