Вместо них как грибы росли тяжелые прямоугольники домов. Насколько помнил Мишка, в будущем их назовут «сталинскими»…
Но профессор жил в старом, скорее всего купеческом особняке. Там был черный ход, через который Клим и провел Мишку.
Профессор оказался довольно подтянутым пожилым дяденькой с бегающими глазками. Он коротко о чем-то пошептался с Климом. Клим чего-то просил, но хозяин квартиры строго помотал головой. Клим не стал настаивать, быстро исчез. Профессор повернулся к гостю.
— Так-так… — заговорил он. — Так это ты, значит, одежку-то принес. Ну-ну… Расскажи-ка, что там еще было-то. Чайку хочешь?
— Хочу, — сказал Мишка и уселся на стул.
Комната была большая, сплошь заставленная тяжелой мебелью, а мебель всякими финтифлюшками. Мишкин взгляд скользнул по всему этому богатству совершенно равнодушно. Такого «старья» он насмотрелся в прошлом до изнеможения. А сейчас его разморило от непривычного тепла, и мучительно захотелось поспать на кровати.
— Ну-ка рассказывай, — еще раз попросил Профессор. — Я, понимаешь ли, историк. Можно сказать. Так что мне все это очень интересно.
— Я не знаю, что говорить, — сказал Мишка. — Я издалека. — И тут ему в голову пришла идея. Он так обрадовался, что даже взбодрился. — Скажите, если вы историк, вы бы могли узнать что-нибудь про человека, который жил здесь, в Москве, почти сто лет назад?
— В архиве можно посмотреть, — задумчиво сказал Профессор, разглядывая Мишку. — А что тебе нужно-то?
— Мне нужно узнать про одну девушку, — голос у Мишки сорвался, и он сделал вид, что закашлялся.
— Девушку? Сто лет назад? Бабка твоя?
Мишка вздрогнул и кивнул.
— И кто она была, твоя бабка?
— Крепостной, — тихо сказал Мишка, — у графа Астахова.
— У-у-у, — замахал руками Профессор, — про крепостных я тебе ничего не найду. Их же как грязи было, их и не считал никто.
Мишка скис и уткнулся взглядом в пол.
И тут Профессор стал серьезным и зашептал Мишке в ухо:
— Ты думаешь, я не понял, кто ты? Понял, сразу понял. Думаешь, ты докажешь, что бабка твоя крепостной была, и твоих родителей выпустят? Не трать время, юноша, у тебя на лице написано, что ты из интеллигентов. Даже в этих обносках.
Мишка, совершенно не понимая, о чем говорит Профессор, хлопал глазами.
— Вы извините, — сказал он, — я устал и так хочу спать, что ничего уже не соображаю.
— Дурачком прикидываешься? Ну-ну…
— Да не прикидываюсь я, — разозлился Мишка. — Не можете помочь, и не надо. Пойду я.
— А про вещички рассказать? Зря я тебя, что ль, чаем поил?
— Да подавитесь вы своим чаем! — рявкнул Мишка, вскочил на ноги и рванул в коридор одеваться.
— А ну стой! — раздался голос у него за спиной, когда он пытался обуться. — Покажи сапоги! Ты что, в них ходишь? Да с ума сошел! Тут же клеймо! Это ручная работа! Стой, я тебе другие дам!
— Нет, — упрямо сказал Мишка, — не надо мне других, мне эти дороги.
— Дороги, дороги, — забурчал Профессор. — Я тебе денег за них дам!
Он с удивительным проворством схватил один сапог и потянул его к себе.
— Не нужны мне ваши деньги! — взвился Мишка. — Мне от вас вообще ничего не нужно!
— А документики из архива, а? — вкрадчиво спросил Профессор. — Ревизские сказки-то были! Души в них переписаны. Может, и бабка твоя…
Мишка заколебался. Хозяин квартиры почуял это и забормотал с удвоенной скоростью:
— Я тебе документики, а ты мне покажешь, где взял одежду? Ладушки?
Мишка боролся с отвращением. К скользкому Профессору, к себе, ко всей этой дурацкой ситуации…
— Знаете, — сказал он, — даже в средневековье людей в холод на улицу не вышвыривали. Всегда было где переночевать.
— О, хитрый ты, парень! Ну уж нет, политических я укрывать не нанимался, это другая статья, оно мне не надо… Я тебя чаем напоил, могу вот сушек с собой дать…
Мишке стало совсем тошно.
— Ну, мы с тобой договорились? — спросил Профессор. — Или как вы там говорите, добазарились? Послезавтра бумажки твои гляну… И ты с сапожками-то поаккуратнее, я их заберу потом… Когда сторгуемся.
Мишка ругнулся и вышел.
Он шел по Москве. По родной Москве. По городу, который теперь уже очень хорошо знал. Шел и думал, что гаже ему еще не было ни разу с самого начала этой исторической канители. Даже когда его пытались убить, такого мерзкого осадка на душе не оставалось.
— Ладно-ладно, — забурчал Мишка себе под нос, — послезавтра посмотрим, что там в документах. Если все нормально, то домой, домой, под звон колоколов…
И тут Мишка встал как вкопанный. Он понял страшную вещь — сколько он находился в этой, почти современной Москве, колокола не звонили! Звенели трамваи, бибикали и рычали авто, надрывались радиоточки… А колоколов не было! Мишка рванул к подвалу с утроенной скоростью.
Пацаны подтвердили худшие Мишкины подозрения: действующих церквей в городе осталось с гулькин нос.
— Не ходи туда, — посоветовал ему самый маленький беспризорник, — там бабки добрые, а милиционеры сильно злые. Бьют, прям убивают, как бьют. Только в праздник можно пролезть, когда булки там дают или яйца. Тогда не трогают.
— А где тут рядом церковь? — спросил Мишка.
— Про пиратов расскажешь, я тебя даже провожу.
Мишка тяжело вздохнул и начал пересказывать «Пиратов Карибского моря».
Следующие три дня были мучительны. Мишка каждый день ходил к Профессору, тот жадно смотрел на его сапоги, но ничего ему сказать не мог. Документов он еще не нашел.
Мишка уже привык к нищете. Но детская нищета на фоне бравурных маршей была безумна. Каждый день он слышал по радио, как весело и радостно жить в лучшей на свете стране, и жрал в подвале картофельные очистки.
И еще, первый раз за восемьсот лет, он не смог попасть в Кремль. Оказывается, теперь он строго охранялся. Даже с Красной площади таких пацанов, как он, гоняли. Видимо, чтоб не нарушали красоту и гармонию своим немытым видом.
На четвертый день Профессор открыл дверь, потирая руки.
— Заходи, заходи. Есть у меня для тебя новостишки, есть…
Мишка вошел в комнату и сел на стул.
Он не волновался. Волноваться сил уже не было.
— Итак, граф Астахов. Прелюбопытная фигура была, я вам скажу. Очень, знаете ли, передовой человек для своего времени. Развивал искусство, школу держал, театр у него при доме…
— Скотина… — прошипел Мишка.
Профессор его не услышал и продолжал:
— Женился дважды. Первый раз по молодости, жена быстро померла, а вот второй раз удачно, удачно… Трое детей у него было от этого брака, жена красавица…
У Мишки все поплыло перед глазами.
