маршруты.
Всё скрытничество Сидора ничего не дало. Никакого толку от того не было. Колоссальные заработки егерей, немыслимые ещё вчера в городе, да реклама, необдуманно устроенная Машей возле банка раздачей безумно высоких заработков ушедших в Приморье парней, сыграли свою роль. Народ повалил в горы, искать проход на ту сторону.
И хотя проходов в горах было полно, такого, чтоб можно было свободно пройти зимой, да с гружёными телегами с товаром — вот такого удобного не было.
И теперь эта вооружённая до зубов толпа серьёзных, опытных бойцов, готова были очертя голову броситься открывать новый путь к вожделенной свободной торговле. В большинстве своём это были матёрые воины, не желающие присоединяться ни к какому клану и ищущие любой возможности свободной, независимой жизни.
И торговать они желали напрямую, без всяких посредников. А уж Сидора — так в первую очередь, потому как считали его права на подземный проход — птичьими.
Проход этот оказался довольно известный, да только никому из них не пришло ранее в голову заявить на него свои права. И известный, как оказалось всем ранее проход, вдруг в одночасье оказался чужой собственностью. И скрепя зубами, они вынуждено согласились на плату. Утешало всех лишь одно — плата была более чем умеренная. Десятина с товара, да и та идущая на развитие и благоустройство дорог и самого прохода. И всё. По сравнению с Басанрогским перевалом, где товар порой обкладывался двойной, а то и тройной накруткой, это был сущий мизер.
Намучившись с поборами пиратов, перекрывших основной торговый перевал, они теперь только и ждали разрешения со стороны его владельцев на проход. И судя по настроениям, царившим в этой до зубов вооружённой среде, лучше было бы им не мешать.
Единственное, что ещё до сих пор сдерживало эту слабо управляемую массу совершенно независимых людей, готовых хоть завтра заплатить установленную за проезд мелкую пошлину и отправиться в Приморье, так это тяжёлые, массивные ворота, по слухам установленные недавно в проходе. Их открывали только по согласованию с руководством крепости и более ни с кем, не пропуская внутрь горы никого, не имевшего на руках письменного подтверждения на проезд.
И ещё, настораживающие не бывших в той части Приморья людей, невнятные рассказы всех побывавших на другой стороне хребта про местные дикие нравы. Ни с чем подобным никто из местных до сих пор не сталкивался, ни на территориях, прилегающих к старому перевалу, ни где-либо ещё.
Казалось бы, район, где работали со своим караваном Сидор с товарищами, не так далеко отстоял от Юго-Западного Приморья, от обжитых и давно освоенных людьми мест вокруг старого перевала и где ранее все постоянно вели торговлю. Но насколько разительно были отличия в доходящих до людей рассказах, что все разговоры об этом воспринимались в лучшем случае скептически, а то и откровенно недоверчиво.
Однако, осторожные селяне предпочитали лишний день выждать, чем очертя голову соваться в неизвестность.
Слушая дикие рассказы возчиков, вернувшихся с той стороны, они лишь недовольно морщились, недоверчиво глядя на них и скептически улыбаясь. Тем не менее, вся эта публика не спешила покидать крепость, справедливо решив дождаться достоверных известий.
Теперь же, узнав о прибытии в город одного из новых хозяев подземного перевала, они собрались в посаде, на площади перед воротами, и нетерпеливо ожидали встречи с Сидором, требуя от того достоверной информации в том, что там происходит, на той стороне.
Идти на навязанную ему встречу не хотелось. Сидор угрюмо морщился, глядя на пригласивших его делегатов от сообщества вольных хуторян, и в голове его билась одна единственная мысль:
— 'Съедят козлов, а я буду виноват. Тут же забудут о чём их предупреждали и свалят всю вину за произошедшее на меня. А вот хрен вам. Попугаю ка я вас ребятушки рассказами про тамошнее житьё- бытьё. Глядишь и одумаетесь, и не будете вот так, очертя голову бросаться куда ни попадя. Так и сделаем, — окончательно решил он попугать народ'.
Площадь перед воротами была битком забита народом. Толпа в несколько сот человек тихо гудела, негромко переговариваясь между собой. Сидор с присоединившимся к нему Димоном стояли на широком невысоком пеньке, чуть возвышаясь над головами собравшихся и оба попеременно, с энтузиазмом и нескрываемым удовольствием описывали собравшимся ужасы тех мест.
Битый час Сидор увлечённо рассказывал всё новые и новые истории, упорно пытаясь донести до собравшихся характер и атмосферу того места. И с ужасом, с каждой минутой разговора всё больше и больше чувствовал, что стоящая напротив него толпа жёстких, уверенных в своей правоте и в своих силах, битых жизнью людей, ни в какую не желает верить столь очевидным для него вещам. Что эти люди всё больше и больше отдаляются, с каменной упёртостью явно не желая верить всему тому, что они с Димоном тут им рассказывают.
Он с ужасом начинал понимать что те слышат лишь одно — их отговаривают. Отговаривают — значит боятся конкурентов, а значит, там действительно что-то интересное есть. Он своим рассказом добился лишь обратного. Ещё больше их заинтересовав.
С ужасом чувствуя, что ему элементарно не верят, в какой-то момент Сидор даже растерялся, понимая, что все эти разговоры впустую. А его жалкие потуги отговорить людей соваться туда неподготовленными, провалились.
— Да поймите же вы, что с вашим оружием туда соваться нельзя, сожрут.
— Я не фигурально выражаюсь! — окончательно разозлившись, рявкнул он на собравшихся в развалинах хуторян.
Заметив снисходительные улыбки, появившиеся кое у кого на лицах, сердито добавил:
— Самое большее, сколько вы там сможете продержаться, там, на приморской равнине, это максимум два дня, а потом вас съедят. Вы думаете, что самые умные? Так вот хрен вам. Мы сами пытались разделиться, чтоб охватить и район поболе, и товару, чтоб взять побольше. Только вот второй обоз сумел продержаться ровно три дня. А точнее, уже к полудню третьего дня его добивали. И если бы мы не подоспели, то половины из нас давно бы не было в живых. А было в том обозе пол сотни егерей, не считая трёх десятков ящеров. Но как только за ними началась охота, они не продержались и трёх суток. А у нас уже был к тому времени, чуть ли не месячный опыт войны в тех местах.
Единственно, кто имеет возможность хоть как-то там выжить, так это рыцарь в полном рыцарском доспехе, закованный в броню с головы до ног. Но и то, если только за его спиной стоит отряд таких же до зубов вооружённых рыцарей, числом не менее сотни.
Где вы таких найдёте? — окончательно не выдержав, рявкнул он на собравшихся.
Глядя на суровые лица стоящих напротив мужиков, Сидор отчётливо понял, что, потратив на пустые разговоры чуть ли не целый день, ничего-то он не добился, и завтра вся эта толпа самоуверенных идиотов двинется на юг через их перевал на съедение местным дикарям.
— Я не стану больше ничего говорить. Довольно! — заорал он, окончательно взбешённый.
Резко спрыгнув со своего лобного места, с пенька на котором стоял, Сидор раздражённо оглядел мужиков, пришедших на встречу и ожидавших услышать от него только то, что они сами хотели услышать. И ничего более. Разговаривать с такими му…ками было бесполезно.
— Мне с вами больше не о чем говорить, — сухо отрезал он. — Я уже знаю всю вашу дальнейшую судьбу наперёд и она мне не интересна. Вы корм. Корм для ящеров. Платите положенный сбор и проваливайте.
Раз уж не верите, то все разговоры бесполезны.
Но, тем не менее, я вам могу предсказать вашу дальнейшую судьбу.
Две недели вы будете пробираться свободно, без проблем спускаясь по южному склону гор, приторговывая при случае с местным населением. Относительное дружелюбие местных племён вы примете за их слабость и когда выйдете на приморскую равнину, будете считать, что я вам всё наврал, и ничего страшного вокруг нет. А ещё через два дня вас съедят. Если вас просто убьют, то это вам невероятно повезло. Хуже будет, если вы попадёте в плен живыми. Такого, я бы никому не позавидовал. У тамошних людоедов есть такой любимый деликатес. Они его называют консервы.
Это когда человеку перебивают руки и ноги, чтоб он не сбежал, и бросают возле костра, а потом медленно едят его, отрезая по кусочку и жаря куски мяса на глазах самой консервы. Некоторым не везёт и
