Нет, я только читал. Но только струнные. Что касается рояля, то лучше средней величины залы. Император Иосиф? Глупости. Он был весьма образован в музыкальном отношении, читал партитуру. Эта фраза анекдотическая, вряд ли он мог ее сказать. Конечно, Моцарт. Его гений сравним с гением Пушкина, но более доступный. Музыку не надо переводить. Нет, я не нападаю на литературу. Спасибо, с I удовольствием. Давайте лучше поговорим о кино. Хорошо, о погоде. Да при чем здесь приметы? Я изучил весь народный календарь, и ни разу он мне не помог. У меня как раз нет машины. Очень, очень интересно. Все равно зимой вам придется жить в доме. Честно говоря, я к этому не стремлюсь. Туда нужно ездить глубокой осенью. Тепло, пляжи пустынны, чистая вода. Благодарю вас. Кто-то сказал, что природа может заменить любимую женщину. Женщина — это тоже природа. Давайте не будем. Тут не разберешься. Я лично предпочитаю держаться от них подальше. Ага! Хорошо, хорошо, я вам верю. Лучше спросить у них. Поэтому и семья развалилась. До матриархата? Надеюсь, не доживу. Опять про «черные дыры»? В созвездии Лебедя. Нобелевскую не дадут, хотя я не против. Машенька, вы куда? Чудесное мясо. А по какому рецепту? В наше время ничего таинственного не бывает. Вы правы, толком не поймешь. Нет, никакое не малиновое, клюква и голубика. В прошлом году я ездил, ничего интересного. Какие лебеди? Думаю, не успеете. Кто вам сказал? Нет, я этого не говорила. Да бросьте, Паша, вы очень обидчивый. Из серебра. Купила по случаю. Вы уже говорили. Роман, перестань! Сущий анфан террибль. А вы всегда молчите? Молчащая женщина привлекательна. Нет, я и другом смысле. Да просто видел однажды. Ну, вот он пошел и говорит… Какого июля? Конечно, седьмого. Ну и понятно. А у нее день рождения. Нет, не знала. Была им юге. А потом спрашивает: «У вас есть изменения в личной жизни?». И до сих пор никаких. Говорят, одна. Стоял под окном. Нет, бросает трубку. Просто-напросто убежала. Удивительное создание! А он тоже хорош. Да перестаньте вы в навозе копаться. Главное вовсе не в этом. Ну, предложил. Да какой там роман! Бульварная литература. Больше всего мне понравилось про потемкинские деревни. Читайте, читайте. А вот и Маша. Хотел посвятить ей книгу. Даже стихи писал. Что делать, любовь. Это в посвящении к «Полтаве»: «Мне нравится нежное имя Мария». Я же вам сказала. Наконец, первое слово! Лидочка, у нас есть еще соус? Это удивительный музыкант. Не хочет перебираться в Москву. Да, да, не будем забывать. Друзья, друзья! Сегодня ночь летнего солнцестояния! Купальная ночь. Забирайте, все забирайте. По-моему, вода теплая. Забирайте, все забирайте!..
Прыгали через костер. Скорей костерок. Даже тучный Николай Гаврилович разбежался и неловко перевалил через чадящее пламя.
— Уфф! А ведь в молодости был разряд!
— Разве это костер? — возмущался Роман. — Давайте раздуем до неба!
— Тогда ты сгоришь, — сказала Лидия Васильевна.
— Я птица-феникс!
Художник Витя и Фарафоныч плели венки. Среди цветов вставляли маленькие свечки. И вот один круг слабо мерцая, поплыл по реке.
— Красиво, — сказала Юля.
Но маленький водоворот захлестнул венок, и он погрузился в воду.
— Надо бы что-то петь, да не знаю что, — сказал Николай Гаврилович.
Лидия Васильевна устало зевнула, прикрывшись ладонью. Атаров с Машей сидели у берега. Тихо о чем-то говорили. Юля, сложив руки, стояла над гаснущим костром. Доцент Паша силился что-то сказать, но Юля не слушала. Она зачарованно глядела на малиновое мерцание. То кукарекая, то блея по-козлиному, носился Роман.
— Слушай, что за тоска? — сказал он. — Ты спать хочешь?
— Да нет.
— Будешь моим секундантом?
— Что ты задумал?
— Я же сказал. Иди и вызови его на дуэль.
— Сам вызывай.
— Положено секунданту. Ну иди, что тебе стоит? Оживим хоть как-то. Хотя бы в шутку.
Ладно, подумал я. Может быть, это кстати. Карнавал есть карнавал.
Я подошел к сидящим на берегу, Покашлял. Маша обернулась.
— А, Митя. Ты хотел искупаться.
— Тут на дуэль вызывают, — сказал я, стараясь придать голосу басовитость.
— Кого? — Маша посмотрела недоуменно. Атаров обернулся ко мне с улыбкой.
— Вас, — сказал я.
— Меня? — удивился он. — Кто вызывает и по какому поводу?
— Ромео Корнеев. По-моему, вы чем-то пришлись ему не по вкусу.
— Но чем? — Атаров продолжал улыбаться.
— Кроме того, у него есть манера вызывать без всяких причин. Пушкин сделал двадцать семь вызовов.
— А вы секундант?
— В некотором роде. — Я покашлял. Роман важно прохаживался в отдалении. Атаров бросил взгляд на него.
— Понимаю. Это из-за дамы?
Я кивнул.
— Какие глупости, — сказала Маша. Лицо ее посерьезнело.
— Так он в шутку меня вызывает или всерьез? — спросил Атаров.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Поразмыслив, я ответил:
— В шутку.
— Передайте рыцарю, что его шутка нам очень поправилась. Правда, Маша?
— Мне не очень, — сказала Маша.
— Шутка есть шутка, — произнес я с напором.
Не приближаясь к нам, Роман пропел фальшивым голосом:
— Боже мой, — сказала Маша. Она встала и пошла прочь.
— Ну-ну, — произнес Атаров. — Вообще-то это по правилам.
Я уныло побрел к костру. Здесь разгоралась вторая стычка.
— Да ничего мне от вас не нужно, Павел Петрович! — раздраженно говорила Юля.
— Так уж и ничего, — обиженно сказал доцент.
— Ничего!
— Ну не вам, так им.
— С ними и обсуждайте. А я сама. Как-нибудь сама.
— Ну и глупо.
— Может быть.
— Какой у вас трудный характер, Юлия Николаевна.
— Митя, Митя! — позвала она. — А где остальные?
— Наверное, в лесу.
— Пойдем поищем. — Она взяла меня под руку быстро увела от костра. — Боже, как он мне надоел Ты когда-нибудь видел более занудных?
— Нет, — сказал я.
— И ходит и ходит. Ему почти тридцать лет! Что он себе думает? Связался папа на свою голову. Где Маша?
— Не знаю.
