цвета никогда не видел. — И объяснил сыну — Смотри, здесь, внизу, возле скал, море зеленое, а дальше голубое, темно-голубое.
— А по-моему, как вино, — не сдавался Нэнэ.
— Он дальтоник, — заключил отец.
— Какой дальтоник? Упрямый он, вот что, — возразила мать и тоже попыталась убедить сына, что море зеленое и голубое.
— Вино, — сказал Нэнэ.
— Я же говорю, он упрямый, — повторила мать. — Теперь он вообще утверждает, что это вино.
— Минутку. — Синьор Миччике достал с багажной сетки галстук, зеленый в черную полоску, и, показывая сыну, спросил — Какого цвета у меня галстук?
— Винного, — ответил непреклонный Нэнэ; при этом он злорадно улыбался.
Учитель отшвырнул галстук.
— С ним лучше не спорить, — сказала синьора Миччике. — Настоящий упрямый осел.
— И к тому же, возможно, дальтоник, — повторил свою версию муж, правда без прежней уверенности.
«Винного цвета море — где я это слышал? — спрашивал себя инженер. — У моря не цвет вина, учитель прав. Разве что в первых рассветных лучах или на закате, но только не в этот час. И все же мальчик уловил что-то близкое к истине; может быть, это относится к действию такого моря, как здесь. Оно не пьянит, оно завладевает мыслями, придает им древнюю мудрость.
Диалоги Платона должен был бы исполнять Эдуардо Де Филиппо — на неаполитанском диалекте.
Но здесь, пожалуй, другое дело, ведь это Сицилия».
Поезд шел вдоль самого удивительного моря, какое он когда-либо видел; порой наклон вагона создавал ощущение полета в заходящем на посадку самолете: тот же опрокинутый пейзаж за окном, внизу.
— Красиво или нет? — спросил учитель, в чьем обычае было предлагать собеседникам крайние альтернативы: он показывал на берег и море возле Ачи, словно демонстрируя картину, которую только что дописал.
— Прекрасно, — откликнулись все, за исключением Нэнэ, сосредоточенно выковыривавшего булавки, какими прикалываются к подголовникам сидений белые чехлы.
— А Низима на море?
— О нет! — с грустью ответил инженеру синьор Миччике. — Это внутренняя Сицилия, сухая… Но будем справедливы, она по-своему красива, не такой красотой, как эта, от которой дух замирает, а красотой, захватывающей тебя постепенно, в особенности когда ты далеко и тебе ее недостает… Про здешние места легко сказать, что они красивы, любой болван придет в восторг, а у нас, в Низиме, для этого нужно время, голова нужна… Одним словом, совсем другое дело.
— Там есть мафия? — спросил инженер.
— Мафия? — удивился учитель, точно ему задали вопрос, водятся ли у них пингвины. — Какая мафия? Ерунда!
— А это? — Инженер показал ему во вчерашней газете заголовок на четыре колонки «Мафия не хочет плотин».
— Ерунда! — твердо повторил учитель.
Инженер подумал: «Образованный человек, вежливый, солидный, не желает говорить о мафии, более того — удивляется, когда о ней говорят другие, словно этим придают значение пустяку. Дескать, мальчишество, вздор. Теперь я начинаю понимать, что такое мафия, какая это трагедия».
Поезд остановился в Катании.
— Катания, — объявил учитель. — Для нашего поезда это гроб, как пить дать, застрянем. Приехали!
— Я выйду, мне нужно пройтись, — придумал Нэнэ.
— Вагон должны перевести на другой путь, лучше не выходить, — сказал отец.
— Я хочу мороженого, мороженого и печенья, — заявил Нэнэ.
— Я тоже, — присоединился Лулу. — Мороженого и булочку.
Они получили мороженое, печенье и булочку.
— Разве это мороженое? — процедил Нэнэ с отвращением, правда, уже после того как, закапав свой костюмчик, втянул в рот остатки растаявшей массы. — Вот у дона Паскуалино мороженое, это да! Как приедем в Низиму, полный стаканчик возьму.
— У дона Паскуалино хуже, — возразил Лулу неуверенно, лишь бы не согласиться с братом.
— Ничего ты не понимаешь: тут вода, лимонная кислота и сахар, а у дона Паскуалино — лимонный сок, и еще он добавляет белки, — со знанием дела объяснил Нэнэ.
— Ну что за молодец! — порадовалась синьора Миччике. — Всем интересуется, все ему надо знать…
— Это тете Терезине все надо знать, а не мне.
— Так вот кто плохо говорит про тетю Терезину, — торжествующе уличил его отец.
— Это я от тебя научился, это ты говоришь: «Все ей надо знать, старой ведьме».
Синьор Миччике, положенный на обе лопатки, пригрозил ему увесистой затрещиной. Пропустив угрозу мимо ушей, Нэнэ дал справку для девушки и инженера:
— Тетя Терезина богатая, она завещает нам свою землю, но мне на ее землю…
На этот раз он получил затрещину от матери.
— Тетя Терезина завещает землю мне, — сказал Лулу.
— Довольно! — закричал учитель.
— Тетя Терезина лысая, тетя Терезина в парике, тетя Терезина косоглазая… — пропел Нэнэ.
— Бессовестный! — укорила мать.
— Тетя Терезина больше не даст тебе коржиков, — сказал Лулу.
— Нужны мне ее тухлые коржики! Не напоминай, а то меня стошнит, — и он так правдоподобно изобразил рвотное движение, что заработал новую оплеуху.
Чтобы утешить его, девушка предложила ему прогуляться по коридору. Нэнэ согласился:
— Так будет лучше, все равно здесь ничего умного не услышишь.
Но через секунду он влетел в купе один, оглядываясь, как будто за ним гнались, сел на свое место и закрылся развернутой газетой: не держи он ее вверх ногами, можно было бы подумать, что ребенок читает. В дверях купе появился тучный, огромного роста фельдфебель карабинеров, его угрюмая, красная от жары физиономия, залитая потом, выглядела жутко. Нэнэ поверх газеты испуганно косился на фельдфебеля. Карабинер спросил, это ли вагон до Агридженто, поблагодарил и пошел дальше. Нэнэ опустил газету, словно появился из-за кулис, встреченный шуточками Лулу и смехом взрослых. Он заплакал от обиды и ярости, укусил Лулу, принялся кусать чем они исчезли из виду, девушка оглянулась и посмотрела в его сторону.
«Поеду в Низиму в воскресенье», — решил инженер.
Но как только автомотриса отошла от станции, его чувства, его грусть и его любовь мгновенно окутал сон. Последним смутным видением его потухающего сознания был тот, кто посоветовал ему этот поезд, этот вагон, — довольное лицо, лицо садиста. «Ну и поездка!»
Об авторе
ЛЕОНАРДО ШАША (родился в 1921 году в Ракальмуто (Сицилия), живет в Палермо. В 1950 году вышла книга писателя «Сказки о диктатуре» — сатира на режим Муссолини. Многие вышедшие затем произведения Леонардо Шаши — «Родственники из Сицилии», 1961; «Сова появляется днем», 1961; «Каждому свое», 1966 и другие связаны с Сицилией, ее проблемами, людьми, историей. Однако творчество Шаши уже в шестидесятые годы получило широкий резонанс не только в Италии, но и за ее пределами.
