Одна из подсказок — растущий успех аукционных домов. Говорят, что Эми Капеллаццо, одна из руководителей международного отдела послевоенного и современного искусства «Кристи», в 2006 году сравнила аукционные дома с «крупными супермаркетами, разоряющими небольшие семейные лавочки». Позже она утверждала, что на самом деле было сказано следующее: «Видно, что аукционные дома похожи на крупные супермаркеты, которые пытаются разорить небольшие семейные лавочки». Кроме того, она чудесно сравнила свою работу с переговорами по освобождению заложников: вроде она пытается освободить у захватчиков произведения искусства для «Кристи».
Рост влияния аукционных домов побудил многих дилеров перенести основную работу на художественные ярмарки. В настоящее время ярмарки не только правят рынком, но и перестраивают его. Двести пятьдесят дилеров, собравшиеся в одном месте, привлекают к себе огромную толпу и создают ажиотаж. Поначалу дилеры поддерживали организацию художественных ярмарок как средства борьбы с аукционными домами, но в какой-то момент обнаружилось, что эти самые ярмарки практически полностью поглотили и заменили собой галерейные продажи. Для дилера это проблема — ведь приходится нести немаленькие расходы на участие в ярмарках. Для дилеров, не сумевших попасть в заветное число 250 и не получивших доступа на крупную ярмарку, все еще хуже. Мейнстримные дилеры, которые лет двадцать назад могли рассчитывать хотя бы на десяток случайных посетителей в день, сегодня видят у себя от силы троих — четверых. Иногда за месяц не удается продать случайному посетителю ни одной картины. Некоторые лаже закрыли галереи и теперь рассчитывают только на ярмарки средней руки и частное посредничество.
Меняется механизм продажи произведений искусства, меняется и процесс их коллекционирования. Сначала аукционные дома, а затем и ярмарки долгое время побуждали коллекционеров покупать произведения искусства в обход дилеров. Новые коллекционеры не развивают в себе широту знаний, которая раньше была непременным атрибутом ценителя и собирателя искусства. Они покупают то, что художественный консультант, аукционный специалист «Кристи» или автор статьи в журнале Frieze назвали модным. Художественные ярмарки порождают больше покупателей, но меньше коллекционеров. Покупатели не связаны с рынком искусства, они покупают под влиянием момента и почти не заглядывают в галереи. Современное искусство постепенно становится товаром, который покупают в супермаркете. Дилеры все больше утрачивают свою традиционную роль.
Меняется и социальная структура коллекционерского сообщества. Музейные группы из Торонто и Милана едут на Basel Miami, встречаются там с коллекционерами из Пекина; их самих замечают новые дилеры из Лондона и Берлина — и почти никто из Торонто или Милана. Ярмарки становятся местом, где можно отыскать, обсудить и приобрести интересующее тебя произведение искусства.
Тем временем мир современного искусства с интересом наблюдает за подъемом аукционных домов и их роли по сравнению с дилерами и галереями. Авансы и гарантии, предлагаемые аукционными домами, непрерывно растут, а с ними растет и капитал, без которого даже крупное дилерское предприятие не в состоянии успешно соперничать с ними. Новому американскому дилеру, который захотел бы держать в задней комнатке — для избранных — подборку произведений Стеллы, Джонса и Лихтенштейна, потребовался бы стартовый капитал не меньше четверти миллиона долларов.
На какие преимущества может рассчитывать сегодня продающий картину коллекционер, если передаст ее на комиссию дилеру, — вместо того чтобы получить у аукционного дома гарантированную цену и аванс или просто поручить аукционному дому предложить ее для частной продажи? Опытный лос- анджелесский дилер Ирвинг Блум сказал в 2007 году на ярмарке Art Basel: «Если вы коллекционер и у вас есть что-то на продажу, вашим первым импульсом будет обратиться в аукционный дом, не к дилеру, потому что они получают невообразимые цены. А дилеры... им и понюхать-то материал практически не удается». Лучший шанс дилера — выложить кучу денег и приобрести что-нибудь серьезное, иначе остается довольствоваться перепродажей работ, которые не интересуют аукционные дома. Дилерство все больше становится финансовой игрой.
Уровень капитала, необходимого в мире искусства для успешной конкуренции на высшем уровне, был проиллюстрирован в 2006 году, когда фонд Дональда Джадда, распоряжающийся наследием художника, предложил на продажу 27 скульптур Джадда. Фонд хотел получить гарантию в размере 20—24 миллионов долларов и ждал деловых предложений. Шесть дилеров попытались сформировать консорциум и вместе купить предложенные работы, но безуспешно. Еще несколько обратились к фонду с просьбой о покупке отдельных скульптур, но получили отказ. В результате от дилеров не поступило ни одного предложения. «Кристи» и «Сотби» сочли уровень запрошенной гарантии необоснованным — но оба хотели получить контракт, и, главное, ни один из них не хотел, чтобы добыча досталась сопернику. Скорее всего, фонд на это и рассчитывал. «Кристи», как говорили, предложил гарантию в 21 миллион долларов, чуть больше, чем «Сотби», а также согласился выставить работы на пять недель в арендованном помещении нью-йоркского Рокфеллер-центра и снабдить аудиотуром. Кроме того, «Кристи» выпустил аукционный каталог с тремя новыми очерками и не публиковавшимися прежде текстами Джадда. В результате на аукционе двадцать четыре работы ушли за 24,5 миллиона долларов: когда оставшиеся три были проданы частным образом, аукционный дом получил небольшую прибыль. Дилеры остались не у дел.
Тот факт, что аукционные дома получили доступ на художественные ярмарки, делает их отделы частных сделок еще более привлекательными для комитентов. Но как же роль дилера в формировании новых художников? Неужели они сосредотачивают усилия на тех, кто лучше всего продается, и отбрасывают любого, у кого не расходятся по заданным ценам две последовательные выставки? Или давление на мейнстримные галереи настолько высоко, что все больше их поглощается аукционными домами, как это произошло с Haunch of Venison, или объединяются в дилерские акционерные общества, или сливаются в целях защиты, — а в результате у начинающих художников почти не остается выбора? Неужели гарантии и займы, раздаваемые аукционными домами, а теперь и их доступ на художественные ярмарки полностью превратил дилерство из игры знатоков в финансовую игру?
Следующим принципиальным шагом может стать решение «Кристи» и «Сотби» разрешить, вслед за «Филлипс» и «Бонам», продажу совершенно новых произведений искусства — то, что раньше было уделом дилеров. Недавно «Сотби» продал за 400 тысяч долларов картину «Вдребезги» (Blown to Bits) работы Барнаби Фёрнаса; было заявлено, что аукционный дом согласился взять на себя этот контракт, потому что в противном случае это сделали бы «Филлипс» или «Кристи». Вообще, Фёрнаса представляет в Нью-Йорке Марианна Вески, а в Лондоне — Стюарт Шейв. Что, если «Сотби» заключит контракт о продаже всех новых работ Фёрнаса — или, скажем, более известных художников вроде Джеффа Кунса или Дженни Сэвиль — на своих регулярных аукционах дважды в год? И за комиссионные втрое меньше, чем запрашивают нынче их дилеры? Подобный сценарий приводит дилеров в ужас. Конечно, художник при этом несколько потеряет в промоушне и наставничестве — вообще в личностном отношении; тем не менее такое предложение может показаться ему весьма соблазнительным: «Мои работы продаются, так зачем отдавать дилеру 40—50% цены, если аукционный дом берет 15% или даже меньше, а цены там могут получиться и выше?» Если два главных аукционных дома действительно расширят свои операции на первичном рынке, это будет означать крах для многих и многих дилеров и необратимые перемены в экологии рынка произведений искусства.
Современное искусство как вложение капитала
В большинстве своем люди коллекционируют из ложных соображений, для них это просто новейший способ быстро разбогатеть. Они покупают произведения искусства как лотерейные билеты.
Почему сегодняшние коллекционеры проявляют такой явный интерес к современному искусству? Отчасти потому, что испытывают на себе влияние энергетики искусства своего поколения, точно так же как в музыке. Кроме того, значительная часть более раннего искусства исчезла в частных коллекциях и музеях и теперь, скорее всего, очень долго не появится на рынке. Очевидно, что в настоящий момент коллекционеры сосредоточены на современном искусстве; гигантские ценовые скачки в этой области
