направлениям работы. Был широко использован опыт гражданских войн в России и в Испании для развертывания хорошо организованной разведывательно-диверсионной работы, подпольного и партизанского движения в тылу гитлеровских войск на оккупированной советской территории.
Проникновение нашей разведки в разведывательные и контрразведывательные органы Германии и других государств – участников Второй мировой войны носило всеобъемлющий характер. На этом поприще подчас решались уникальные задачи по внедрению чекистов-разведчиков и агентов в среду спецслужб противника либо временного союзника.
На фоне повседневной работы нашей разведки дезинформация противника носила разносторонний характер – от введения в заблуждение об истинных задачах советских войск в прифронтовой полосе до крупномасштабных игр военно-стратегического характера.
В частности, речь идет о такой игре между советской разведкой по заданию Генштаба РККА и абвером – военной разведкой и контрразведкой вермахта.
И снова – легендирование как залог успеха в длительном «сотрудничестве» со спецслужбой противника. Легенда нашего Гейне и их Макса предусматривала доверие со стороны германской разведки к «беглецу из России», но с хорошей антисоветской биографией и родословной за целое столетие. Как и в случае с Пеньковским, доминирующее значение для начала работы с новым агентом имела родословная, а затем – информация (точнее, дезинформация) захватывающего дух значения. Вот в чем был успех радиоигры «Монастырь» и в последующем «Березино».
В послевоенные годы наша разведка смогла проникнуть в спецслужбы фактически всех стран Запада и в центры идеологических диверсий: радиостанции «Свобода», «Свободная Европа», Народно-трудовой союз (НТС), Организация украинских националистов (ОУН) и другие. Причем все с той же целью – дезорганизации работы.
Операция «Турнир», в которой я принимал непосредственное участие, – это проникновение в агентурную сеть канадской спецслужбы. В процессе ее проведения был пассивный период, предшествовавший операции, когда разведчик только фиксировал интерес канадцев к себе, а затем – его согласие на «сотрудничество» при условии работы только на территории западных стран, а не в СССР.
Как и в «деле Пеньковского», операция «Турнир» опиралась на предвидение ситуации и упреждение действий противника. Разведчик выступал в следующих качествах: информатор для нашей разведки о приемах и способах работы канадцев, дезинформатор в области экономических отношений советской стороны с Западом, так же как провокатор – сбор сведений для последующей компрометации канадских сотрудников и дискредитации их службы в целом – в глазах общества и собственного правительства. Была достигнута цель дезорганизации коллектива сотрудников контрразведки страны – Канадской королевской конной полиции, – занятых работой против граждан советской колонии в Стране кленового листа.
При организации подстав в 20–70-х годах наша разведка проводила легендирование различных сторон операций на высоком уровне, особенно при подборе и подготовке на эту роль чекистов-разведчиков либо агентов органов госбезопасности. Главным «инструментарием» в таких акциях были следующие особенности.
В операции «Заговор послов» – это предвидение устремлений Запада участвовать в свержении советской власти. Та же тенденция отмечалась в действиях зарубежных эмигрантских центров (операция «Трест»). В операции «Снег» – предвидение нарастания противоречий в американо-японских отношениях и ускорение их развития до военного конфликта.
В операции «Монастырь» предвидение органов госбезопасности заключалось в упреждении действий германской разведки, которая должна была искать опору в антибольшевистских кругах населения, особенно в среде из бывших состоятельных сословий. Упреждающий характер операции «Турнир» заключался в пресечении работы канадской контрразведки против советских граждан путем контроля канала создания агентурной сети в среде советской колонии в этой стране.
И вот к каким выводам я пришел после анализа пяти акций: и предвидение и упреждение действий противника были направлены для решения сверхзадачи – дезорганизации его планов в отношении Советского государства на международной арене. Без такого резюме невозможно рассматривать версию: «дело Пеньковского» как дезорганизующая работа против Запада. Цепочка умозаключений о работе госбезопасности в приведенных выше операциях выстраивалась для того, чтобы по аналогии «вписать» «дело» в этот ряд.
И все же, даже на этом фоне «дело Пеньковского» выглядит весьма проблематично, хотя уже несколько десятилетий находится в пристальном поле зрения западных и наших специалистов по разведке и, в
