- Я вернусь к моменту, когда расцветут волшебные деревья, до этого времени ты никого не должен пускать сюда.
Гигантский полярный краб, на котором стоял дворец послушно вздохнул и закрыл глаза. Сейчас было время его спячки. По дорожке, мощенной красным кирпичом, он подошел к пагоде, стоявшей на отшибе. Охранники Храма Ветров были заранее убиты, воины Драгона стояли на страже. В эти смутные времена все сражались друг с другом, и храм переходил из рук в руки. Двери распахнулись, впуская в здание холодный воздух. Изнутри здание казалось еще больше чем снаружи. Драгон зажег факелы и подошел к дальней стене здания. Огоньки плясали на стенах, изображая чудных зверей.
- Достопочтенные предки, я проиграл битву, но клянусь честью нашего клана, найду своего противника и одержу победу.
Его слова эхом разнеслись по пагоде. Опустившись на одно колено, воин зажег священные благовония перед статуей изображающей его предка. Самураи считали себя основателями мира и для этого были причины, их священные техники разительно отличались от умений прочих рас, а обращение с оружием было основным искусством этого народа. Если бы не малочисленность, они бы покорили весь обитаемый мир. Но видимо природа этого не хотела. Закрыв глаза, Драгон вдохнул священные благовония, и услышал голоса.
- Твое будущее не предопределено, мы не видим, что случится, но нить твоей жизни имеет золотистый оттенок, это хороший знак. Иди молодой Драгон, не беспокойся за свою страну, мы верим, что ты исправишь наши ошибки.
Самурай поднялся с колен и открыл глаза. Поклонившись, он вышел из пагоды.
- Ты ведь соврал ему, Керр, - в пагоде затихающие голоса перешептывались друг с другом.
- Это было необходимо, я не могу допустить, что бы мой правнук попал под влияние наших заклятых врагов, мы и так потеряли слишком многих.
Самурай не мог слышать этого разговора, охваченный пламенем ярости он уже вышел из Храма. На снегу его ждали четыре тела.
- Мы с тобой хозяин, - голоса слились в единый стройный хор.
Драгон лишь кивнул.
- Мы отправляемся прямо сейчас.
Спустившись, ниже воин оседлал своего ездового волка.
- Вперед, Фенрир.
Стремительной вспышкой промелькнули пять фигур на волках, и растаяли среди бескрайних снегов.
Лишь ветер разметал их образы, как к пагоде подъехали воины. От них шел пар. Главный из них прокашлялся.
- Черт мы их упустили. - Ядовитая желчь струилась в его словах. - Надо доложить главе.
Но не успел он закончить предложение, как вспышка из Храма разметала воинов по снегу. Великий Дракон защитил своих сыновей. Однако, Драгон не узнал этого, он всё также скакал на снежных волках по своей стране.
До Дня Цветущих Деревьев я исполню клятву, - еще долго кружил ветер эти слова.
********
Туман... Он бел и загадочен, густые клубки иллюзий и воспоминаний... Перед рассветом, когда только первые лучики солнца пробиваются сквозь густые облака, вся земля орков окутывается густым туманом. В таком густом тумане нельзя было разглядеть даже проходящего рядом орка... А это о чём-то, да говорит. Лишь на самых вершинах гор туман был практически рассеян потоками ветра. С вершин можно полюбоваться на пелену тумана, покрывающую землю. Горы были цитаделями, на которые туману не взобраться. И на самой высокой из этих вершин, обдуваемой прохладными потоками ветра и в то же самое время согреваемой первыми лучами солнца, величественно, но одиноко, стоял на краю Райден. Его обуревали чувства и эмоции, тяжёлые мысли метались в его голове, перетекая в размышления о смысле в его существовании. Он смотрел вниз с вершины горы, как смотрят на свою жизнь пророки, но из-за густого тумана невозможно было что-либо разглядеть. Когда солнце уже практически полностью выкатило свою пылающую колесницу в небо, туман расцветился различными оттенками. Смущённый розовый, вызывающий красный, легкомысленный сиреневый... Дымка рассеивалась у самых ног Райдена, внизу резко уплотняясь и превращаясь в плотное одеяло. Узрев это прекрасное зрелище, Райден сел на камень и, свесив ноги с горы, закрыл глаза, погружаясь в прекрасный мир воспоминаний... Цветные и выцветшие картинки мелькали перед его глазами, иногда замедляя свой бег и давая рассмотреть себя со всех сторон. На языке горчил вкус поражений, сменяясь сладостью побед.
Около часа Райден сидел в неподвижной позе, под обогревающим солнцем и обдувающим, уже только слегка прохладным, ветерком. Туман начал рассеиваться, давая увидеть поля и равнины, другие вершины и ленту водной глади. Но вскоре Райдена прервали от его дум... Сквозь утончающуюся дымку тумана он смог разглядеть ополчение его соплеменников. Они были во всеоружии. Это было очень и очень странно, так как никаких войн или стычек не предвиделось. Они что-то кричали, но из-за огромного количества голосов и сбивающего с толку эха Райден ничего не мог разобрать. Но понятно было одно - крики были угрожающие и воинственные, его хотят уничтожить... Вдруг рядом с ним в камень со звоном воткнулся клинок, уйдя по самую рукоять. Судя по силе, он был брошен с соседней скалы... И весьма злым в данный момент человеком - или орком. Обернувшись, Райден обомлел от удивления - на скале сидел его лучший друг Хаятэ. С самого детства они всегда были вместе, они всегда прикрывали друг друга, если что-нибудь чудили, были поверенными тайн друг друга... Но теперь Хаятэ смотрит на Райдена совсем другим взглядом, его взор полон ненависти и жажды мести... Ни капли сожаления в этом пылающем море, ни грамма привычной теплоты в этой адской смеси. Этот взгляд вживую убивал Райдена, терзая душу и сердце. С этим диким взглядом друг... Бывший друг выкрикнул:
- Это твои последние часы, Райден! Ты не достоин её любви, не достоин!! - и прыгнул на него с клинком, режущим ударом содрал клок кожи на правом плече. Если бы Райден вовремя не среагировал, то ему перерубили бы ключицу... Орк крикнул:
- Да что случилось с тобой, Хаятэ?! - а друг оскалился-улыбнулся, и горько сказал:
- Я признался ей. Признался, понимаешь?! А она сказала, - в глазах плеснуло через край горечи и какой-то звериной тоски, - Сказала, что любит тебя! Тебя, такого всего из себя идеального! Гениального мага стихии Молнии, защитника всея орков! - Хаятэ снова атаковал, он пылал жаждой мести.
И тщетно пытался его успокоить Райден. Та девушка, прекрасная орчанка, была для друга наваждением... Гнев, боль и месть застилали глаза, заставляя бросаться в бой очертя голову - в безумной надежде, что если он убьёт Его, заберёт его славу и титул, она будет с ним! Будет...
На вершине ежеминутно проливалась кровь, но это была не кровь Райдена... Вершились заклятия, громыхала гроза, посверкивали молнии и разряды электричества. Они скрывали битву сердец, бой душ, бой между многолетней любовью и такой же многолетней дружбой. Хаятэ, истекая кровью, всё ещё был полон сил и уверен, что победит. И произнёс, ликуя:
- Я же уже сказал - твоё время вышло! Ты не достоин её любви, не достоин! Умри же!
Хаятэ собрал все силы, что у него были, и засветился зелёной аурой. Блистающий покров всё рос и рос, он накапливал силу для последнего, решающего удара. Его клинок уже был не из стали, а из "плоти силы", и тоже светился зелёным. Райден, не проронив ни слова, стоял спокойно и как будто даже не реагируя, на то, что тот собирает силу. Просто стоял с закрытыми глазами и опущенным Клинком... И вот Хаятэ, собрав всю свою мощь, понёсся с огромной скоростью на Райдена... Он приблизился к нему и колющим ударом метит прямо в сердце, но как только его клинок коснулся Райдена, время вокруг них как будто остановилось. Хаятэ дальше не мог вонзить свой клинок, его клинок вошёл лишь на полсантиметра в грудь бывшего друга и замер, словно остановленный самой сущностью Райдена. Небольшая струйка крови побежала по телу последнего, и вдруг из этой малюсенькой ранки стали появляться разряды молнии. Треск становился всё громче, возле раны бегали крохотные голубые искры. Затем молнии обвили всего Райдена, и между противниками стал нарастать белый свет. На мгновение всех ослепило. Свет, режущий свет, выжигающий всё вокруг... Он поглотил всё, включая и их. Придя в себя после этой мучительной вспышки, Райден увидел лежащего рядом Хаятэ, истекающего кровью и уже не дышавшего... Слёзы закалённого бойца оросили землю, проклиная всё и вся. Он не мог простить себя за убийство друга и молча смотрел на тело Хаятэ, виня себя и вопрошая небеса о тяжести своих грехов. Какими же они должны быть, чтобы привести к такому?..
