— Эй! — несмело окликнул меня парень. — Не тронь мотоциклы.
Не обращая на него внимания, я шагнул в сторону и закурил сигарету. Девчонка испустила крик, похожий на блеяние овцы. Парень метнулся обратно в кафе.
Я отошел подальше и щелчком послал горящую сигарету в лужу бензина. Последовала ослепительная вспышка, сопровождаемая взрывом, потом взметнулось коптящее пламя. Жар заставил меня отступить на другую сторону улицы.
Семеро юнцов, в грязных желтых рубашках и отделанных мехом штанах, выскочили из кафе, но тут же попятились, остановленные жаром. Я спокойно наблюдал. Ни у одного из них не хватило духу вытащить горящий мотоцикл из ревущего пламени. Они просто стояли и смотрели, а «хонды», вероятно их единственная радость, таяли в огне.
Я ждал, сжимая палку обеими руками и мысленно уговаривая их броситься на меня, чтобы я смог измолотить их, но эти трусы так и не решились на поступок. Как глупые вонючие бараны, они стояли, пассивно созерцая гибель дорогих игрушек, которые позволяли чувствовать себя мужчинами, и не трогались с места.
Через пять минут все это мне надоело и я ушел. Хотя Дженни, страдавшая на больничной койке, и не знала об этом, я чувствовал, что поквитался за нее.
Я спал без сновидений и проснулся в девятом часу, разбуженный телефонным звонком. Я снял трубку.
— Мистер Карр, вас тут спрашивает полицейский, — в голосе портье слышались укоризненные нотки.
— Я спущусь. Попросите его подождать.
Торопиться я не стал. Побрился, принял душ, надел дорогую спортивную рубашку и диагоналевые брюки и только после этого спустился в вестибюль. Сержант О’Халлорен, в мятых брюках и рубашке без мундира, в сдвинутой на затылок шляпе, массивной глыбой заполнял бамбуковое кресло. Куря сигарету, он читал местную газету. Я подошел и сел рядом.
— Доброе утро, сержант. Выпьете со мной кофе?
Он прекратил чтение, аккуратно сложил газету и положил на пол.
— Через полчаса мне на дежурство, — сказал он своим сиплым голосом. — Я решил зайти к вам. Обойдемся без кофе. — Он уставился на меня свиными глазками, холодными, как лед, и твердыми, как алмаз. — Ночью на Десятой улице был чертовский пожар.
— В самом деле? — я ответил ему таким же взглядом. — Простите, не успел почитать местные газеты.
— Сгорело семь дорогих мотоциклов.
— Кто-нибудь подал жалобу?
Он заложил толстые ноги одна за другую.
— Пока нет, но могут подать.
— И вам, конечно, придется расследовать это происшествие?
Он подался вперед, в свиных глазках блеснул красный огонек.
— Вы начинаете меня беспокоить, мистер Карр. Такой холодный, безжалостный сукин сын еще не появлялся в нашем городе. Хочу сказать вам кое-что неофициально. Если вы снова выкинете подобный номер, у вас могут быть крупные неприятности. Вы едва не сожгли кафе. Хватит.
— Предоставьте ваших свидетелей, сержант, а уж потом пугайте неприятностями. Я не признаю свою вину, но, по-моему, полиция в этом городе бессильна перед ублюдками вроде Призрака Джинкса и подобных ему, так что я не могу взять в толк, почему вы начинаете блеять, едва кто-то начинает делать работу за вас. — Я встал. — Если хотите выпить чашечку кофе, пойдемте со мной.
Он сидел, уставясь на меня, и вертел в толстых пальцах недокуренную сигарету.
— Говорю вам — кончайте. Еще одна такая выходка — и вам не миновать каталажки. Ваше счастье, что мне по душе мисс Бакстер. Она делает нужное дело. Разумеется, ваше право сводить счеты, но пора и честь знать. Я не вмешался, когда вы обломали Призрака. Он полупил по заслугам, но вот ночная проделка мне не нравится. — Он тяжело поднялся на ноги и навис надо мной. — Я чувствую зло, исходящее от вас. Похоже, вы опаснее, чем эта банда безмозглых стервецов. Если я прав, вы рискуете нарваться на крупные неприятности.
— Вы повторяетесь, — отозвался я вежливо. — Как вы только что сказали, разговор неофициальный, не так ли?
— Угу.
— Тогда опять-таки неофициально, сержант: идите вы к…
Я встал, пересек унылый вестибюль и зашел в еще более унылую забегаловку, где выпил чашку скверного кофе. Потом закурил и просмотрел Местную газетенку.
Фотография семи кретинского вида юнцов, стоящих с мокрыми глазами над остатками своих «хонд», доставила мне немалое удовольствие.
Часов в десять я вышел из отеля и направился в единственный во всем городе цветочный магазин. Купив букет красных роз, я зашагал к городской больнице. Довольно часто встречные улыбались мне, и я отвечал им улыбкой.
После долгого ожидания меня, наконец, пропустили к Дженни. Она выглядела бледной, а ее длинные волосы, заплетенные в косы, лежали по обе стороны плеч. Сестра засуетилась с вазой для цветов, потом вышла. Я смотрел на Дженни и чувствовал себя великаном. Она еще не знала, что я отомстил за нее. Я не только разделался с Призраком, но и заставил ходить пешком семерых его дружков кретинов. Остаться без мотоциклов было им равносильно кастрации.
— Привет, Дженни, как дела?
Она печально улыбнулась.
— Не ожидала увидеть вас, Ларри, Думала, что после тех слов, что были сказаны мной, нашим отношениям конец.
Я пододвинул стул и сел.
— Так просто вы от меня не избавитесь. Забудем все. Как вы себя чувствуете?
— Я не могу ничего забыть. Зря я вам сказала, что вам непонятна доброта. Я рассердилась, а некоторые женщины говорят не то, что думают, когда сердятся. Спасибо за розы, они такие чудесные.
Интересно, как бы она говорила, узнав о семи сожженных «хондах»?
— Хватит об этом. Вы не сказали, как себя чувствуете.
Она состроила недовольную гримасу.
— О, нормально. Врач говорит, что я встану через три или четыре недели.
— Та проволока была натянута для меня. Мне жаль, что вы на нее натолкнулись.
Наступила долгая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга.
— Ларри, если у вас есть желание, вы могли бы оказать мне небольшую услугу. Насчет офиса вам незачем беспокоиться, об этом позаботились служащие муниципалитета, прислали замену. Но есть одно дело, которое я должна была выполнить. Вы не согласились бы заняться этим вместо меня?
— Какое именно дело? — Мне бы сказать, что я покончил с этой опекунской лавочкой, что это занятие не для меня, а для дураков, но меня подталкивала судьба. — Буду рад помочь вам.
— Завтра в одиннадцать из тюрьмы освобождают одну женщину. Я навещала ее и дала обещание… — на секунду умолкнув, Дженни посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, вы понимаете, Ларри, что для человека, сидящего взаперти, обещание очень много значит. Я обещала встретить ее, когда она выйдет, и отвезти домой. Она пробыла в тюрьме четыре года. Это будет ее первая встреча со свободой. Я просто не хочу разочаровывать ее. Если меня там не окажется, если ее никто не будет ждать, это может свести на нет все труды, которые я в нее вложила. Не согласитесь ли вы встретить ее, объяснить, что со мной случилось, и почему я не смогла встретить ее?
«Господи! — думал я. — Как можно быть такой простодушной!» Женщина, которая провела за решеткой четыре года, наверняка должна быть крепче стали. Как и все отиравшиеся вокруг Дженни попрошайки, эта женщина втирала ей очки, но поскольку это из-за меня Дженни сломала лодыжку, запястье и ключицу, я решил выполнить ее просьбу.
— Это не проблема, Дженни, разумеется, я ее встречу.
Она одарила меня своей теплой, дружеской улыбкой.
— Спасибо, Ларри, вы сделаете доброе дело.
— Как ее можно будет узнать?
— Она одна освобождается в это время. У нее рыжие волосы.
— Тогда нет проблем. За что ее посадили? Или мне не следует об этом спрашивать?
— Нет, не следует. Разве это имеет какое-нибудь значение? Она отсидела свой срок.
— И куда же мне ее отвезти?
— У нее дом неподалеку от шоссе № 3. Там живет ее брат. Она покажет дорогу.
Появилась беспокойная медсестра и заявила, что Дженни пора отдохнуть. Вероятно, она была права. Дженни выглядела обессиленной.
— Ни о чем не беспокойтесь, — я встал. — Ровно в одиннадцать я буду на месте. Вы не сказали, как ее зовут?
