Куда как много он знает, этот Плешара. Гораздо больше нас. Пакостей наболтал про Орден — верить не хочется, но и так по жизни бывает: не всё то золото, что выловишь из пруда, как говаривала моя бабуля.
В общем, всё правда из его трепа или не всё, а израсходована пока лишь одна отмычка — Снегирев. Мастер — точно не отмычка, а мы трое живы. Сам Плешь в отмычки не рвется, это ясно. Значит, кого-то из нас положит. А скорее всего — обоих.
Развернуться и пристрелить его Плешь не даст. Но есть у меня один сюрпризец… Еще со времен Качирского инцидента…
Короче, принялся я потихоньку вытягивать свой сюрприз, вшитый в камуфляжный комбез, за подкладку. Тут надо действовать быстро и незаметно, а незаметно подкладку надорвать — непростая штука, когда смерть твоя в пяти шагах за спиной идет.
Чувствую, пот со лба потек. Резвыми, сука, струями.
Ну давай же ты, рвись, сволочь!
И тут Зара сообщает мне лениво, словно бы по мобиле с пляжа, где она третий час загорает и уже вконец разомлела от солнышка, водички и песочка:
— Слышь, Дембель… Я тебе вот что сказать хочу. Ты давай только, внимательно послушай…
Пауза.
— Ложись!
Я — хлоп рылом в гравий!
Не увидел, скорее почувствовал: что-то пролетело над моей головой. И сейчас же опять взрыкнул «Кабан». Слышу, как орет Зарка, видно, попал в нее отмычка проклятый. Силюсь поднять голову, но меня бьют между лопаток, и я опять утыкаюсь лицом в гравий. Удар был несильный, словно не прикладом, а… понять не могу: прошелся по мне что ли Плешь кованым сапогом?
Да он и впрямь по мне пробежал!
Вскакиваю и вижу: Плешь со всей дури таранит тело Зары, которая стоит и зажимает дыру в животе. Стоит, не упала еще, хотя карабин уже выронила, и жизнь, пульсируя, выходит из нее. А Плешь выставляет два кулака перед собой и толкает Зару. Фактически уже труп ее толкает.
Мертвая Зара пролетает шага три или четыре. Она должна бы рухнуть лицом вперед, но прямо из воздуха вырастает синий коготь метра полтора длиной и бьет ее в грудь.
На мгновение мертвое тело застывает. Что за…
Ох! Ее опутывает сеть голубоватых молний, и когда она все-таки падает, плоть ее покрывает густая сеть разрядов, словно плесень, расползшаяся по забытому куску хлеба. А потом полдюжины молний, одна за другой, сотрясают труп, отрывая его от гравия, молотя о рельсы, создавая видимость жизни.
Но жизни уже нет.
Израсходовал Плешь вторую отмычку…
— Молодец, девочка, — негромко говорит гад, наблюдая за агонией Зары. — Славно поработала на старика.
Он очень уверен в себе. Он не торопится. В деревянном прикладе его «Кабана» глубоко засел нож Зары. Был у нее козырной финт — метать нож на звук, не глядя, хотя бы и за спину. Только на этот раз он ей не помог.
Плешь медленно поворачивается ко мне. Нагло так. Ни во что не ставит — это я сразу вижу.
Я ведь был самым тихим и мирным парнем во всей десятке подмастерьев. Не люблю борзых, не люблю, когда круть прёт изо всех щелей. Потому что реальная круть — это когда ты умеешь преподносить маленькие неожиданности своим врагам.
Вроде как Пити Вильямс — уважаю этого бойца, все матчи его смотрел! — выходит на восьмиугольник, весь из себя мальчик мальчиком, едва блокирует удары какого-нибудь монстра с татуировками от жопы до носа, а потом р-раз ему ногой в табло, р-раз другой ногой по кумполу — и монстр в отрубе. Вот это по мне!
Итак, Плешь, падла, повернулся…
…Повернулся и у самых ног увидел маленькую штучку, которую я ему только что подбросил. И пока он рассматривает мой подарочек, я по второму разу распахиваю харей гравий, только в отличие от первого — по собственной воле. И не забываю при этом крепко-накрепко закрыть глаза ладонями. Если просто опустить веки — хрен спасет.
У Плеши была секунда-другая, и он успел то ли отпрыгнуть, то ли закрыть глаза руками, то ли и то и другое. Поэтому он не сдох и не ослеп, когда железнодорожное полотно было затоплено морем света. Но пришлось ему худо.
Когда я встал и взял автомат на изготовку, Плешь катался по путям, протирал несчастные глаза кулаками и матерился в двадцать два этажа. Световая граната — сильная вещь.
Хоть он и гнида, ребята, но убивать его я не хотел. Не то чтобы жалел — кто такого пожалеет, тот и дня не проживет. Нет, просто я по жизни не душегуб. Бог что, неясно выразился? Сказано: «Не убий!» — значит, убивать не надо. Но чтобы не возникало соблазна прибить на месте, лучше все-таки предварительно обезвредить и обездвижить.
