химический препарат-стерилизатор.
Самая молодая сука из ныне живущих смогла бы прожить не более трех сотен лет. А хозяин, если его как следует обслуживать, протянет еще тысячу.
И в мыслях его вновь закрутились картины смерти хозяина — одинокой, жалкой смерти бесприютной дворняги…
Собаки должны размножаться. Хозяин должен отдать приказ.
Роланд нацедил кружку и, задыхаясь, стал карабкаться наверх. У двери стояла одна из самок. Она не заговорила с ним, но в ее выжидательном взгляде ясно читался немой вопрос.
Роланд сокрушенно покачал головой и направился дальше.
Он поставил кружку на столик. Хозяин, похоже, и не заметил его. Ссутулившись среди подушек, заполнявших его серебристо-эбеновый трон, он уставился куда-то в небо. Ожесточенное лицо Властителя было теперь расслабленным, почти мирным.
Может статься, он вспоминал о днях своей юности, когда он прошел весь свет и подчинил его своей воле. А может быть, размышлял о величии предков — об опоясывавших земной шар машинах, о громадных городах, о глубинах разума, сумевшего проникнуть в тайны вселенной.
Время было подходящее — Роланд решил не откладывать. Сердце его болезненно колотилось, а в горле совсем пересохло, когда он промямлил:
— Хозяин, можно мне сказать?
Человек повернул голову, и его воспаленные глаза удивленно сосредоточились на морде Роланда.
— Ты уже вернулся? — с трудом выговорил он. — А где кружка?
— Здесь, хозяин, — ответил Роланд, пододвигая кружку вперед. Подождав, пока Властитель пригубит чашу, он повторил вопрос: — Хозяин, можно мне сказать?
Человек рыгнул и вытер покрытые пеной губы.
— Ну что там еще?
Слова смущенно выскочили из горла пса.
— Хозяин, я последний пес, — смущенно заговорил Роланд. — И срок моего размножения подходит к концу. Если мы не размножимся, то за вами некому будет ухаживать, когда вымрет последнее поколение.
В направленных на пса человечьих глазах светилась откровенная враждебность.
— Так размножайся, — брезгливо сказал человек. — И можешь не обращаться ко мне за разрешением заняться своим собачьим блудом.
Лицо Роланда запылало от стыда.
— Хозяин, для того чтобы размножаться, я должен остановить поступление химикатов в пищу.
— Так останови.
Роланд понимал, что идет какая-то игра. У хозяина было плохо с памятью, но не настолько. Впрочем, хотя надежда и была слаба, настроение Роланда несколько улучшилось. Если это игра, значит, она доставляет хозяину удовольствие.
— Хозяин, это автоматическое устройство, — напомнил пес. — На контрольном барабане стоит ваша печать.
Некоторое время человек молча разглядывал его, костлявой рукой почесывая щетину на подбородке.
— A-а, так вот в чем дело, — протянул он. — Значит, тебе нужно, чтобы я распечатал барабан — тогда ты сможешь произвести на свет еще одно поколение грязных скулящих щенят?
— Да, хозяин.
— Ты хочешь, чтобы твои отродья пережили меня?
— Нет, хозяин!
Полчища неописуемых чувств сражались в сознании Роланда. Он ощущал и стыд, и ужас, и безграничное отчаяние; и в то же самое время понимал, что должен ощутить все это, и был рад. Ибо собака, как бы хороша она ни была, есть собака, а человек, как бы низок он ни был, есть человек.
Хозяин медленно проговорил:
— Так что же тебе в таком случае нужно, Роланд?
— Чтобы вы жили, — ответил пес, и голос его дрогнул. Медленные, редкие слезы его расы потекли у него по щекам.
Человек немного помолчал, затем отвернулся.
— Ладно, неси барабан сюда, — сказал он.
Самка ждала его на лестничной площадке; с ней были еще две. Когда Роланд приблизился, они сперва робко отпрянули, но чувство долга поддержало их.
— Уже?..
— Да! — ответил Роланд. Он поспешил вниз по спуску, а самки последовали за ним. На каждой площадке к ним присоединялись и другие — одни неслись впереди него, другие наседали сзади. Вскоре они заполнили весь коридор восторженным лаем и поскуливанием.
