– Рятуйте! Человека жизни лишили. Вон он, злодей!
И рукой на Сашу показывает. Он в первый переулок свернул, благо перекрёсток в десятке метров. Хоть не надо было туда сворачивать, пришлось к своей избе окольными путями добираться. Вот же досада! Не собирался он никого обижать или убивать, случайно вышло. И мужик хорош, за караваем хлеба побежал, пожалел утраты, а нашёл смерть свою. Настроение испортилось, в избу войдя, повесил кафтан на перекладине сохнуть. Авдотья дома у печи хлопочет.
– Садись, горячей каши поешь, да с пирогом грибным.
Саша ел, а у самого все мысли о происшествии. Так и съел, не почувствовав вкуса.
– Понравилась ли стряпня? – поинтересовалась Авдотья.
А ему и сказать нечего. Похвалил, старались женщины, ждут заслуженной оценки. Авдотья довольна, миску забрала, кружку с сытом поставила. Хорошая из неё хозяйка, додельная.
– Что пригорюнился? Али случилось что? – заметила его состояние знахарка.
– Пустое, пройдёт.
Ближе к вечеру пришла Любава, села кашу кушать.
– Ой, чего я вам скажу! – затараторила она. – Человека убили днём белым, хлебом торговал в лавке, Зосима именем.
Саша так и замер, обратясь в слух. О нём речь.
– Тётка какая-то убивца видела, городской страже обсказала. Кафтан зелёный, только лицо не разглядела. Дождь, да и далеко было.
Фу! Саша дух перевёл. Лица его не видели, никто не преследовал, найти не получится. Но подловато на душе. Беспризорника пожалел, а вышло – пекаря убил. Впрочем – он сам нарывался. Будет хуже, если ещё видак найдётся. Мало ли любопытных, выглянул из-за забора и лицо Саши увидел.
Лучше бы на время исчезнуть из города во избежание неприятностей, эдак на пару месяцев.
– Вот что, девоньки. Работу я нашёл на судне. Уйду завтра на пару месяцев, а то и больше. Изба и запас провизии у вас есть, деньги тоже. Не забывайте только лошадку мою кормить.
– Всё сделаем, как должно, не беспокойся, – заверила Авдотья.
Ну, раз знахарка сказала, исполнит. Саша в подвал слазал, отсыпал серебра. Два-три месяца легко продержится и без работы, да и больше. Денег с запасом взял.
Утром с женщинами попрощался, обнял крепко, поцеловал, да и вышел. Оружие дома оставил, прихватил только боевой нож и обеденный. Оба ножа под кафтаном на поясе, не видны. Сразу на пристань отправился. Вот-вот судоходство прекратится, надо успеть перехватить какой-нибудь кораблик и отплыть. Всё равно куда, Волга велика, и городов по её берегам много. У деревянного причала два корабля стояли – ушкуй и лодья. Оба хорошо гружёны, просели в воду. Лодья побольше размером. Такие называли морскими, поскольку ходили они не только по рекам, но и по Балтике, Сурожскому морю.
– Куда судно идёт? – спросил Саша у гребца.
На лодье мачта есть и парус, но когда ветра нет, вся команда на вёсла садится.
– На Онегу.
– О, мне по пути. Возьмёте ли?
– С кормчим договаривайся, я человек маленький, моё дело за веслом сидеть.
Договорился Саша за четыре медяка до Онеги добраться, причём столоваться с командой. Вскоре судно отошло от причала. Почти сразу распустили парус. Уходил назад город. Разные чувства обуревали Сашу. Здесь осталась собственная изба с женщинами, к которым привык и почти сроднился. Но здесь же княжил с сего года внук Александра Невского, сын Андрея Александровича – Борис. С князем костромским Саша никогда не встречался, не видел даже издали. Полагал – яблочко от яблони недалеко падает, а Андрея по прозвищу Скоросый Саша ненавидел.
Плавание выпало тяжёлым. Часть пути по Волге проходила при встречном течении. Потом Молога, Чагодаща, Тихвинка и Сясь, через волоки. И почти всё плавание непогода – то дождь, то ветер и прохладно. Место Саши на носу судна было, где он не мешал работе команды, судно-то грузовое, обустроенных мест для пассажиров нет. Дали рогожу, которой он укрывался от залетающих брызг, ветра. Когда мёрз, садился за весло, грёб вместе со всеми. На ночёвку приставали к берегу, разводили костёр, варили неизменный кулеш, но спали на лодье. На берегу сыро было.
Вышли в Ладожское озеро, остановились на ночёвку. Сашу не интересовало, что находится в трюме лодьи, куда они направляются. Своей цели он достиг, собирался в Старую Ладогу. Земли эти под новгородским управлением были. Думал переночевать на судне в последний раз, позавтракать, а далее пешком. С низких туч то дождь срывался, то первый в этом году снег. Зябко, рогожа не грела, а одежда легковата. Да то не беда. Доберётся до Ладоги, купит на торгу охабень и шапку, деньги есть.
Поужинали, спать улеглись, Саша долго согреться не мог, холодно. Но кое-как, свернувшись калачиком, угрелся и уснул. Утром команда проснулась, а вокруг бело, тонкий снежный покров, как пеленой, укрыл землю. Саша поднялся, заторопился на берег – размяться, согреться, собрать валежник, чтобы костёр развести. Изо рта пар идёт, по ощущениям – температура с небольшим минусом, градуса два-три. Начал спускаться по сходням с корабля, да за ночь их снежком припорошило, от воды влажно, обледенели доски. Поскользнулся, попытался удержать равновесие руками, а не получилось, полетел в воду. Шлепок, брызги во все стороны. Успел услышать чей-то крик:
– Человек за бортом!
И ушёл под воду. Слишком неожиданным было падение, не успел сгруппироваться. Но паники не было, плавать он умел. Одежда мгновенно промокла. Берег рядом, глубина небольшая. Почувствовал необыкновенную лёгкость в теле, сделал мощный гребок руками и ногами, вынырнул, вдохнул воздуха полной грудью, закричал:
– Жив я, жив!
Опа! Судно недалеко, да не то, на котором он плыл. Обводы корпуса другие, и людишки незнакомые. Выбрался на берег, подошел. Один из команды удивился:
– Ты как здесь оказался?
– С судна оскользнулся.
– Да не было никакого судна, окромя нашего!
На разговор другие члены команды подошли.
– А вы куда идете? – спросил Саша.
– В Старую Ладогу.
– Так мне туда же. Возьмете?
– Два медяка.
– Договорились.
Саша на борт судна поднялся, одежду снял и отжал. Надо потом спокойно все обдумать – куда прежнее судно делось, и как он
