Сегодня приходила Женя, а меня не было дома. Наверное, обиделась. Только ей-Богу же, я не могу — так что-то тяжело.
8 марта. Был у Штрейна.
9 марта. Был.
10 марта. Глупая Женя! Прислала записку… Как девочка! Неужели же можно заключить из того, что я два дня не был у нее, что я не люблю ее… Завтра надо сходить…
Что-то тяжело. Сегодня хотел работать — не могу. Пришлось убежать к Штрейну… Усыпляет он меня теперь моментально… Все-таки он какая-то гадина…
11 марта. Боже мой, какой я все-таки мерзавец. За что я обидел сегодня Женю… Сегодня она была у меня — такая ласковая. Заговорила о Штрейне, назвала его шарлатаном. Конечно, она права, но я стал возражать. Она заплакала. Я схватил шапку и вышел из комнаты. Зачем я сделал — не знаю… Глупо, гадко, гадко…
12 марта. Штрейн говорит, что я очень хороший пациент. Спрашивал, вижусь ли я с Женей. Зачем ему? Что-то ответил…
Сегодня я проспал у него больше часа. Когда я проснулся, он стоял около меня бледный, измученный. Говорил, что сегодня он на меня потратил всю свою волю… Шарлатан…
13 марта. Опять, опять. Какая я свинья. Встретился с Женей. Хотел ее поцеловать, но вспомнил о нашей ссоре и остановился. Говорила о том, что я не прихожу. Хотел рассказать, но вдруг что-то толкнуло сказать ей грубость. Назвал ее мещанкой. Плакала. Хотел приласкать, уговорить — и не мог… Господи, я, кажется, не себе принадлежу… Кто-то говорит, делает, живет за меня…
Неужели?..
14 марта. Была Женя. Сегодня, когда она хотела меня поцеловать, я в первый раз заметил, что у нее немного гнилые зубы и левая щека в веснушках. Может быть, это пустяки, но мне как-то стало неловко за нее…
Не ссорились, но молчали…
15 и 16 марта. Был у Штрейна. Меня к нему что-то тянет. Ни разу не пропустил… Какой он противный.
17 марта. Какой ужас… Была Женя… Неужели опять одиночество, неужели опять пустая комната и голые стены…
Я чувствую, что люблю Женю, но не так, чтобы можно было вместе с ней сделать себе настоящую жизнь. Я уважаю ее, она хорошая, добрая… Она может быть прекрасным другом, но — этого мало… Я чувствую, что после нескольких интимных, близких минут — она мне станет противной…
Ночью. Даже спать не могу… Тяжело, тяжело. Как камень вместо сердца. Чужая душа во мне. Как болезнь. Скорей бы утро… Побегу к Штрейну — пусть усыпляет. Только с ним я чувствую себя не так…
18 марта. Я готов с ума сойти… Боже, как тяжело. Получил от Жени записку, чтобы пришел — не могу идти. Не могу. Понимаете — не могу. Идти и целовать ее в холодные липкие губы и веснушчатое лицо? Не пойду… Я чувствую, что я обязан перед ней. Ведь она же невеста… Ну, что же делать — пусть требует от меня всего, что хочет — а я не могу…
19 марта. Если бы я был религиозен, я бы молился… Я бы по целым часам стоял в часовнях и у церквей… Неужели вся эта тяжесть на душе от проклятых сеансов Штрейна? Чтобы он издох тогда, проклятый гад…
А что, если бы действительно?..
Ночь, 3 часа. А что, если бы действительно Штрейна вдруг не стало? Автомобилем бы переехало… К кому бы я тогда старался убежать, о ком бы я тогда думал?
20 марта. Сегодня на сеансе так и хотелось ударить Штрейна стулом по голове… Я чувствую, что во мне воля этой гадины. Он медленно душит меня — и если бы не стало его, не стало бы и этой воли. Не стало бы…
Вечер. Сегодня хотел пойти к Жене. Я чувствую, что я люблю ее, но стоит мне увидеть ее, как у меня вырастает волна какого-то озлобления на нее… Проклятый Штрейн, это твоих рук дело…
21 марта. А что, если бы Штрейна не стало?.. Вдруг бы его нашли с расколотым черепом?.. Вдруг бы…
22 марта. Мерзость и гадость… Сегодня во время ссоры я, интеллигентный, чуткий человек, приват-доцент Линев, ударил Женю. По лицу кулаком. Ударил, и чувствовал такое злорадство. А душа так болела, так болела… Господи, куда я иду… Спаси меня, Господи…
23 марта. Сегодня видел во сне, будто кто-то убил Штрейна. Кто-то… И вдруг я почувствовал себя легко-легко. И Женя была тут же. Подарила мне кашне…
24 марта. Не могу… Не могу… Я — не свой. Во мне — Штрейн. Он мучает меня, душит. Я, я сам, я должен убить его, чтобы выбросить из себя его окаянную змеиную волю. Это так…
25 марта. Понял, понял. Да, я должен эго сделать. Вот сейчас, когда я придумал это, мне сразу стало легко. Я чувствую, что с того момента, когда кончится его жизнь, кончится его власть надо мной, кончится эта чужая холодная сила во мне… Иначе я не могу жить. Или себя, или его — но я должен убить. Вдруг я свободен от его глаз, от его мыслей — снова… Каторга, оправдание — все равно. Разве можно жить с тем, с чем я живу сейчас… Ведь это хуже смерти. И своей, и его…
26 марта. Пил… Много пил. Мучительно тяжело… Женю видел на улице. Увидала меня — затряслась, заплакала… Скоро, скоро…
Опять надо пить…
28 марта. Все в порядке. Бумаги, письма. Может быть, кто-нибудь прочтет мой дневник — запомните. Я, Арсений Сергеевич Линев, в здравом уме и твердой памяти иду убивать Штрейна, грязную, старую змею, который высосал у меня всю душу… Если мне не удастся убить эту гадину, я убью себя… В таком случае, этот дневник — моя посмертная записка. Господи! Спаси мою душу…»
На этом, господа судьи и господа
