Человек в саване

присяжные заседатели, дневник кончается… Как вам известно из дела, подсудимый Линев, взяв с собой револьвер системы Смита и Вессона, в ночь на 29 марта отправился к дому убитого Штрейна и, постучав в ворота, потребовал, чтобы хозяин вышел к нему на улицу. Когда, встревоженный таким поздним визитом, Штрейн вышел полуодетый, прикрывшись пальто, на улицу, Линев, как это рассказывал после случайный свидетель, надворный советник Титов, дико посмотрел на него, перекрестился и выстрелил почти в упор.

Штрейн упал и недолгое время бился в судорогах. Линев в это время стоял около него и, зажав голову руками, твердил какую-то молитву. Какую — свидетель точно не помнит… Когда Штрейн последний раз вздрогнул и скончался, на лице у Линева — как говорит тот же свидетель, — заиграла радостная, осмысленная улыбка, и он размашисто перекрестился.

— Слава Богу, — проговорил Линев. — Наконец-то…

Затем подсудимый бросил револьвер и побежал. Следствием дознано, что бежал он в ближайший участок. Там, после сознания в убийстве, кроме странного заявления о книгах, он обратился к дежурному помощнику пристава со следующей просьбой:

— На улице такой-то, в доме под номером таким-то, живет моя невеста такая-то… Передайте ей непременно же завтра, что теперь я свободен, и что бы со мной ни случилось — я всегда буду любить и сейчас люблю только ее одну. Люблю — так и передайте ей.

Это его буквальные слова. Теперь перейдем к более детальному освещению дела…

Человек в черных очках

Картина для кинематографа

I

Поезд пролетел мост и, если бы не этот страшный грохот железа — я, наверное, не проснулся бы и не взглянул на человека в больших черных очках.

— Проснулись? — почему-то встревоженно спросил он, — проснулись?

Я удивленно посмотрел на навязчивого спутника, еще не понимая хорошенько, к кому он, собственно, обращается.

— Вы мне? Да, проснулся. А что?..

— Да так, — ничего, конечно… Сторожить будете… Подстерегать?..

— Я — подстерегать? Кого?..

Человек в черных очках улыбнулся какой-то странной недоверчивой улыбкой.

— Стараетесь скрыть?.. Напрасно…

Я не знал, что делать, — смеяться ли над этим пустым набором слов или просто оборвать разговор. Я внимательно еще раз посмотрел па спутника: он не был пьян, только как-то подозрительно у него дрожали руки и горели на бледных, давно не бритых щеках пятна лихорадочного румянца.

— Послушайте, что вам от меня надо? — недоумевающе спросил я, — я вас не знаю…

Мы были только вдвоем в купе. В вагоне пока, кажется, не было никого, кроме какой-то маленькой старушки в углу, около дверей. И вот среди ритмического стука колес я услышал хриплый и суховатый голос моего спутника.

— Для того, чтобы убить, — не надо знать… Надо только получить приказание…

Он засмеялся коротким, пугающим смехом, прислонился к стене и вдруг, сжав руки, точно от внезапно охватившего чувства громадной физической боли — толкнул двери купе и быстро выбежал в узенький коридор вагона…

II

В купе я занавесил окно и слегка притушил огонь. Я был пока один.

Человек в черных очках — я случайно увидел это — стоял на площадке и нервно курил папиросу за папиросой. Он что-то шептал вслух, сам себя перебивая, точно отгоняя какую-то навязчивую мысль. Я знал, что он сейчас придет в купе и, не скрою, меня охватывало неприятное, жуткое чувство от этого сознания, что сейчас на меня взглянут из-под полупрозрачных черных стекол два больших, горящих каким-то странным огнем ужаса глаза.

Я лег, закрыл глаза и невольно все мысли с утроенной силой перенеслись к этому странному человеку, присутствие которого я незримо ощущал здесь, рядом с собой — присутствие, от которого, я чувствовал, временами мое лицо покрывалось пеленой мертвецкой бледности.

— Сумасшедший? — думал я. — Нет… Может быть, просто пьяный и так хорошо скрывает это, что незаметно?.. Больной?..

Может быть, я заснул бы, но шорох от тихо и бережно отворяемой двери заставил меня вздрогнуть и — полуприкрыв глаза, я впился взглядом в моего спутника — это он приотворил двери.

В полумраке я постарался хорошенько рассмотреть его лицо. Черные, сильно вьющиеся волосы разбросал ветер на площадке, — они падали на лоб, налезали на уши; резко очерченный, с яркими, как будто накрашенными губами, рот на бледном лице — как рот вампира. Оттопыренные тонкие уши и длинный с горбинкой нос. Одет этот человек был в какой-то черный, довольно потертый костюм.

Ни усов, ни бороды…

Он посмотрел тяжелым испытующим взглядом — сплю ли я и, когда наши глаза встретились, он снова засмеялся и, войдя в купе, захлопнул за собой дверь.

— Все еще караулите?.. Скоро ли? Да?..

III

Резкий стук запираемой двери, какие-то желчные, жадные и хищные глаза, все это сразу ошеломило меня.

— Послушайте… Зачем вы запираете двери? — немного дрожащим голосом спросил я. — Мне душно…

— Душно? — иронически переспросил он. — Душно?.. А следить не душно?

Опять эти странные и страшные вопросы. Испуганные и угрожающие одновременно глаза. Я не знал, что отвечать и просто протянул руку к дверям. Тогда резким движением он двумя бледными, как будто костяными кулаками ударил меня по кисти и рука у меня беспомощно опустилась на колени!

Я вскочил со скамейки.

— Что вы делаете? — резко закричал я. — Я ударю вас… Пустите меня выйти…

Тогда он почему-то снял очки, кинул их на одеяло и произнес леденящим спокойным голосом:

— Нет. Я не пущу. Нет. Нет.

Невольно я снова взглянул ему в глаза; они без очков были дики и страшны до того, что хотелось кричать от ужаса, который они кидали в душу… Слезящиеся, гнойные, с красными ободками и мечущимися расширенными зрачками, они, казалось мне, тоже кричали о чем-то…

— Пустите меня, — снова повторил я, — или я выйду силой… Вы слышите?

— Не пущу, — донеслось мне в ответ. — Не пущу…

— Зачем все это? — спросил я, с ужасом начиная чувствовать всю правду этого положения. — Кто вы?…