— «Благородная цель ведёт тебя … Но на вопрос мой ты не ответил. Либо согласие, либо отрицание, Иорфей».
Не знал я, как ответить Рыцарю. За очами горящими я наблюдал, стирая слёзы с глаз своих. Чувствуя боль в сердце своём. Судьбой мне суждено… увидеть и почувствовать боль на каждом своём шагу… Кивнул я в согласие! Ответил ему на вопрос единым кивком! И даже когда он спросил меня: «Уверен?» — Я не менял своего ответа! Уж лучше я сделаю решение самостоятельно, нежели буду ждать знака судьбы моей!
«А отец твой верил в судьбу. Думал, что всё произошедшее было случайностью. Судьбой», — произнёс Даемон гласом спокойным, одну из фигурок с земли подняв. — «Он был уверен в том, что его судьба предрешена. Что ему не нужно ничего менять, ибо всё уже давно прошло. Верить так оптимистично в свою судьбу, что будущее… ну… Он о нём и не думает в таком случае».
«А вот моя… „Пешка“… Иорфей знает, что ему нужно! Не зря я положился на него!» — Рыцарь забрал фигурку из рук Даемона, пальцем проведя по основанию фигурки этой. Только он вернул фигурку обратно на место своё — Даемон сказал мне с улыбкой:
— «Когда-то я назвал эту фигурку именем странного человека, коим был твой отец. Можешь забрать её себе».
Кинул Даемон эту фигурку мне. Наблюдал я за этой белой фигуркой, медленно летящей в воздухе, протягивая к ней руку. Мне оставалось только поймать её. Протянуть к ней руку и…
Невыносимая боль пронзила и ослепила меня. Голоса и шумы забились в моей голове ненужным мусором. Слышал «охи» и «ахи» шокированные, и потом, за руку схватившись, глаза раскрыл я. Вскрикнул от боли этой и увидел… болт в ладони своей. Видел оперение болта этого, что выпирал из моей ладони, и он… прибил к ладони моей фигурку из белого дерева. Снаряд этот пробил мою ладонь… но… Боль эта прошла мимо меня, когда я увидел Матушку свою. Целую и невредимую. С ужасом в глазах голубых. Болт этот летел в неё! Я видел это своими глазами! Как я… поймал его?!
«Орфи!» — Матушка склонилась ко мне с ужасом в сердце, но глаза её мгновенно направились в иную сторону. Волнение и страх на её лице заменились гневом и яростью. Видела она одеяния белые. Человека на стене высокой, что стоял рядом со Стрелком. — «Это… Он! Убийца!»
Успокоил я Матушку, вытащив болт из руки своей. Сквозь боль и мучения ужасные я вынул его, и фигурку пробитую рассмотрел, гневом заливаясь. Спросил я Савелия в гневе этом:
— «Хочешь ли ты знать шестую истину, Савелий?»
Брат мой Савелий… Он был взбудоражен словами моими. Злостью моей он был поражён. Глас мой был громче прежнего. Рос и гремел, ошеломляя всех и каждого. И правду я промолвил, взяв в руку инструмент свой:
— «Епископ убил отца моего! Убил вместе с Братьями — Сыновьями своими! Не желаю я видеть человека этого, даже если в глазах ваших он свят! Не желаю я смотреть на гибель людей более, грешных и нет! Верьте моим словам или не верьте — мне плевать! Мы все желаем только одного в час этот…»
И поднял я свой инструмент в воздух! И срезал Законом одеяния Ордена с плеч своих! И повёл я союзников своих в бой последний! Выкрикнули все, как один: — «Час Правосудия Истинного! Час Суда!»… Но я выкрикнул я в ответ иную правду, не удерживая дух свой на месте:
— «МЕСТЬ!»
Разгорелась свеча ярости! Вспыхнул пожар от свечи этой! Истинный бунт дал себе место в людских землях! Братья и Сёстры, что сражались на моей стороне, срезали с себя одеяния Ордена и оголяли свою кольчугу. Все они шли в бой, на первый взгляд, с неравным противником. Но картина эта показала свои истинные краски спустя пару мгновений. Наш противник был зажат со всех сторон! Сражался с предателями Ордена, образовавших небольшие отряды внутри и снаружи! Ещё перед началом нашей битвы указал я своим Братьям и Сёстрам не сдерживать сил своих! Бить Законом! Лить кровь! А я, ведомый кровавым безумием и мести жаждой, прорывался сквозь ряды эти, что редели прямо на глазах моих. Даже Даемоны, появляясь и исчезая среди людей, сбивали со стен Стражников и Стрелков. Никакие стены, никакие ворота не сдерживали нас с таким сильным союзником!
«Отступить! Отступить!» — Савелий, ужасом в глазах сверкая, указывал людям своим перейти к другому району, но ворота захлопнулись перед Рыцарями Ордена. Все они были в ловушке! Загнанный в угол дикий зверь стал сражаться свирепее!
Дуэль с Савелием устроил я, найдя его в толпе. Даже в доспехах своих он не мог защититься от моих яростных ударов! Неповоротлив, но силён он был! Лезвие Закона мяло доспех его, а Клыки, застревая в доспехе этом, разрывали его, словно ткань. И в битву нашу врывались другие Рыцари, защищающие своего Брата-командира, но я лишь пользовался их появлением. Сбивал их с ног и отдавал в руки Братьев и Сестёр своих, продолжая свой бой!
Смертельный танец я исполнял среди железа и стали острой! Прыгал и бегал вокруг и около Савелия, разрывая его доспехи в клочья! Мне довелось даже выбить из рук его инструмент и забрать его себе! В своей пронзённой руке, которая всё ещё кровоточила… Я не чувствовал и капли боли! Крепко держал я инструмент рукою раненой! И даже когда Савелий достал из ножен настоящий меч Рыцаря Ордена — я не остановился! С каждым взмахом я вынуждал его бить своих Братьев! Вредить своим же рядам каждым взмахом меча этого! И когда не осталось более Рыцарей на его стороне — мои союзники окружили его. Позволили мне прыгнуть на него со всей возможной мощью и сбить с ног! Впиться Лезвиями двух инструментов в его плечи!
Забрал я меч Рыцаря из рук окровавленных! Поднял над своей головой, ослепляя всех сиянием меча этого! И крикнул я, опустив его к земле, взявшись за рукоять обеими руками:
— «Судьба твоя предрешена, Брат!»
Лезвие меча этого я вонзил прямо ему в грудь. Разбил доспехи его. Судьбу его разбил. Окропил грешную землю его кровью. Усталость дикая овладевала мной, но неутолимая жажда мести…
