– Это и есть та юная леди, о которой я вам рассказывал, – провозгласил Шаун. – С превосходным гардеробом.
Высокая девушка с буйной зелёной шевелюрой кивнула. После чего возложила на голову Аде очаровательный венок, сплетённый из васильков.
– Вольная душа, как я погляжу, – произнесла она звучным музыкальным голосом. – Я – Корделия Куща, дриада и стилист пастушек и пейзанок.
Она повернулась к остальным и добавила:
– А это – мои товарки: Клара Цокотук, Хегарти Зáборн и Ива Нова.
Клара Цокотук, наполовину женщина и наполовину лошадь, хихикнула (или скорее, заржала). Хегарти За́борн, выглядевшая так, словно она продиралась через забор на заднем дворе, сделала неуклюжий реверанс. Что касается реакции Ивы Новы, Ада не могла сказать о ней ничего определённого, потому что та была покрыта с головы до пят лозою плакучей ивы, но она отчётливо прищёлкнула пятками своих сандалий.
– А я – Бъёрк Бъёрксдоттир, исландская пастушка и козло-ведунья, – сказала маленькая девушка с лицом эльфа, выходя вперёд и щекоча Шауна пальчиком за ушами. Фавн запунцовел.
– Мы – «Леди ГАГАГА», – продолжила Корделия. – То есть «Городская ассоциация гламурных аранжировщиц гирлянд Англии». У нас хор – и лорд Гот был так любезен, что пригласил нас выступить на своём музыкальном фестивале. Вот только зря он «Бандидов» тоже пригласил.
– Каких ещё «Бандидов»? – удивилась Ада.
– «Барды и английские друиды». Группа, собранная из садовых отшельников, – объяснила Клара Цокотук, сердито пристукнув копытом.
В этот момент над водой пронеслись громкие вопли и грубый гогот. Присмотревшись, Ада увидела огни, горящие в Печальных руинах – тщательно поддерживаемой копии греческого храма, возвышавшегося над прудом позолоченных карпов. Под пристальными взорами Ады и всех леди ГАГАГА двери храма распахнулись, и из них наружу вывалилась группка странно выглядевших фигур. Крича и хохоча со всей мочи, они кубарем скатились с небольшой горки, начинающейся от подножия храма, и плюхнулись в пруд, подняв гору брызг. Через мгновение из воды показалось, отфыркиваясь, пять голов, и фигуры начали брызгаться друг на друга.
– Хороши отшельники, нечего сказать, – презрительно процедила Корделия Куща. – В ухоженном саду это ещё куда ни шло, прибавляет пикантности, но мы тут ничего привлекательного не находим. Правда, девочки?
– Как грубо и неуклюже! – фыркнула Клара Цокотук.
– Переходит все границы! – добавила Хегарти За́борн.
– И ничуть не музыкально, – надменно заметила Бъёрк Бъёрксдоттир. – Просто нам подражают.
Ива Нова лишь испустила короткий вздох откуда-то из-под занавеси ивовых ветвей.
– Это Мак-Оссиан, тартановый бард, Кеннет Батонч, камбрийский друид, Герман Гремит, баварский бард и самый ужасный из них – юный Томас Чаттерброд со своей говорящей куклой – монахом Роули, – перечислила Корделия, пересчитывая «отшельников» по пальцам.
– Вижу-вижу, – ответила Ада.
«Бандиды» тем временем выбрались из пруда и наперегонки полезли вверх по холму, обратно к Печальным руинам, подбадривая друг друга шлепками мокрой одежды и надрываясь от хохота. Самому молодому из них, носившему накладную бороду, пришлось даже остановиться и насадить обратно голову своей говорящей кукле, которая и впрямь оторвалась. Что в свою очередь вызвало новый взрыв смеха. Наконец они добрались до храма и захлопнули за собой дверь изнутри.
– Наверно, всё дело в том, что по работе они день-деньской проводят в одиночестве, в руинах и пещерах, где им приходится быть молчаливыми и загадочными, – заявила Корделия Куща. – Вот они и отрываются, когда собираются вместе. Впрочем, это не оправдывает подобного поведения.
Она поправила васильковый веночек на Адиной голове и добавила:
– Я надеюсь только, что они возьмут себя в руки на время музыкального фестиваля твоего отца.
И покачала головой.
Глава пятая
Свет, льющийся сквозь окна с распахнутыми занавесками, разбудил Аду. Зевнув, она выбралась из кровати на восьми ножках и стала одеваться со всей возможной поспешностью. Снаружи было восхитительное летнее утро, и Ада хотела получить от него как можно больше. Она схватила первое, что ей попалось под руку (это оказалось выворотное платье леди Вивьен Вóдают, радикального философа моды) и помчалась из своей огромной спальни в центральный зал.
В малой галерее её уже ждал завтрак в виде вереницы серебряных подносов. Похоже, миссис У’бью по-прежнему очень не хватало её кухарок, потому что выбор блюд несколько обескураживал. Тут была яичница-болтунья, фаршированные яйца, яйца всмятку, яйца вкрутую, ошпаренные яйца и омлет трёх видов. Ада выбрала горячий тост с маслом и джемом из особой ягоды готубики, произрастающей исключительно в тылах внешнего сада (бескрайних) Грянул-Грома[6].
Но не успела она сесть за стол и отдать должное завтраку, как перед ней, прямо перед обшитой дубовыми панелями стеной, вырисовался Уильям Брюквидж.
– Доброе утро, Ада! – весело сказал он, принимая при этом цвет кресла с высокой спинкой, в которое уселся. – Я иду помочь Кингсли и Артуру с деревенскими колодками. А у тебя какие планы на сегодня?
– Надень же рубашку, Уильям! – заявила Эмили, только вошедшая в галерею. И, заметив Аду, тут же добавила: – Ой, какой прекрасный веночек! Это же васильки?
Ада посмотрелась в зеркало Арнольфини, висевшее на стене галереи, и сообразила, что у неё на голове по-прежнему тот самый венок, что вручила ей Корделия Куща. Только немного съехавший набок. Ада поправила его.
– Это мне вручила участница одной из групп, что приехала на Готсток, – объяснила она, беря тост с джемом. – Они называются «Леди ГАГАГА», и с ними выступает фавн Шаун, он играет на дудочке.
Она задумчиво откусила кусок тоста.
– Они, похоже, очень милые. Но там ещё есть другая группа – и вот та какая-то немного сумасшедшая.
– Понятно… – ответила Эмили. – Что ж, пора назначать встречу в Чердачном клубе.
Потом повернулась к брату, который крутил на полу два сваренных вкрутую яйца:
– Не балуйся с едой!
– Ах, я почти забыла, – добавила Ада, стараясь подавить зевок. – Моя бабушка приезжает.
Эмили бросила маленькую вязаную салфеточку для яйца, которую держала в руках, и хлопнула в ладоши.
– Вот здорово! – воскликнула она. – Я давно мечтала познакомиться с Шипучей леди Кэрол. У неё такие интересные портреты!
После завтрака Ада и Эмили поднялись в большую галерею, помещение с высоким потолком, которое шло по всей длине основного здания Грянул-Гром-Холла. С одной стороны этой галереи солнечный свет врывался в большие окна. С другой – картины в золочёных рамах стояли у стены в ожидании развески. Мужчина с закатанными рукавами и в высоком цилиндре, с полей которого свисали карандаши на верёвочках, пытался взобраться на весьма шаткую стремянку.
– Вы, должно быть, сэр Сидней Харбор-Бридж? – пылко спросила Эмили.
– А? Кто здесь? – сказал сэр Сидней, глядя вниз на Эмили сквозь толстенные очки.
– Я – Эмили Брюквидж, – ответила Эмили, слегка обескураженная. – А это – Ада, дочь лорда Гота.
– Простите, дамы, – ответил сэр Сидни, пытаясь удержаться на стремянке (карандаши на верёвочках так и плясали вокруг его головы). – Глаза у меня уже не те, что когда-то, а здесь
