ставить пиявок, или на курорт, или куда там она уезжает, сосед вызывает проститутку.

Очень похожую на жену, только новее.

В остальное время он интересуется историей.

Как-то раз я шёл мимо пруда – на скамейке сосед.

Забыл сказать, у нас тут ещё овальный пруд.

На зеркало в туалете похож.

А за прудом уже дорога.

Короче, сидит сосед на скамейке, в одной руке бутылка водки, в другой – стаканчик пива.

Сидит, и про историю с экрана читает.

И отхлёбывает то из горлышка, то из стаканчика.

10

– Надо знать свою историю, – сказал сосед, протягивая мне бутылку.

– Спасибо, рановато, – ответил я.

– Надо знать историю, – повторил сосед.

– У меня с утра в боку ноет, – сказал я.

– Тогда без запивки, – строго сказал сосед и отодвинул стаканчик.

Я вздохнул, глотнул и потянулся к пиву.

Без пива нельзя.

– Вот ты знал, что по нашей дороге сам Наполеон из Москвы отступал? – спросил сосед, наблюдая, как гримаса страдания на моём лице с каждым глотком сменяется благостью.

– Из города он вышел возле АШАНА, – сосед махнул рукой в сторону Калужского шоссе. – Но Кутузов вынудил его сменить направление, тут-то наша дорога ему и подвернулась.

Сидя на крыше, я вспоминал, как мы с соседом смотрели на дорогу и вся Великая Армия двигалась перед нами.

В четыре ряда.

Впереди император на белом коне.

Позади него свита со страусиными перьями.

Следом гвардия: на головах, вместо медвежьих шапок, тюрбаны из пёстрых платков,

на плечах боярские наряды из допетровских сундуков, на пальцах кольца из малахитовых шкатулок.

Любой величественный поход оборачивается грабежом.

Любой грабёж – маскарадом.

В ранцах часы тик-так, проложенный тканями фарфор звяк-звяк, ювелирка по карманам бряк-бряк.

Скоро они станут избавляться от ноши.

Коней съедят, а на себе тащить тяжко.

Cейчас по обочинам – сигаретные пачки и целлофан, а двести лет назад – канделябры и книги.

11

По пути из Москвы в Европу можно было неплохо подтянуть знание, к примеру, французской философии.

Поднимаешь Руссо,

прочитываешь,

бросаешь,

поднимаешь Вольтера,

листаешь,

бросаешь.

Трудно угадать, когда и как получишь дополнительное образование.

Разве, проходя мимо нас с соседом, могли они представить, какой печальный поход им предстоит?

Разве могли они представить, что скоро начнут пить кровь своих боевых четвероногих друзей?

Вороных, гнедых, буланых?

И лица их будут перемазаны кровью вороных, гнедых и буланых. А потом они этих вороных, гнедых и буланых сожрут, друг за друга возьмутся.

Разве таким они представляли ближайшее своё будущее?

А более отдалённые перспективы и вовсе были от них скрыты.

Например, то, что их ноги, конские копыта, колёса повозок и орудийных лафетов месят грязь неподалёку от места, где спустя почти сто пятнадцать лет,

в июне тысяча девятьсот двадцать восьмого года,

состоится

шестой

съезд

коммунистической

партии

Китая?

Единственный, проведённый за пределами Поднебесной.

12

Съезд прошёл вон в той усадьбе за водокачкой.

Присутствовало более ста кандидатов.

Они сформулировали основные задачи предстоящей китайской революции.

Среди почётных гостей был Бухарин.

Спустя девять лет он писал Сталину из тюрьмы:

«У меня сердце обливается горячей струёю крови,

когда я подумаю,

что ты

можешь верить в мои преступления

и

в глубине души сам думаешь,

что я

во всех

ужасах

действительно

виновен».

Струя крови…

Интересно, когда солдаты отступающей Великой Армии перерезали коням вены, кровь текла ручейком или хлестала струёй? Голодные присасывались к ранкам или подставляли рты под фонтанчики?

Интересно, что бы я сам писал другу и соратнику, если бы по его приказу меня приговорили к смерти?

Я бы пожелал ему счастья. Это ж каким грустным надо быть, чтобы забавляться казнями товарищей!

Ещё несколько лет назад усадебный дом был разгорожен на убогие жилища.

Провалившийся пол, кособокая лестница, облезлые стены.

Теперь усадьба – сущее загляденье.

Правительственным распоряжением её передали китайцам, те высадили газон, а дом отделали до неузнаваемости.

На балконах красные бумажные фонари, на крыше шпиль.

По периметру решётка, у ворот табличка с иероглифами, очень похожими на те, что на банках тушёнки «Великая стена».

У китайцев на все случаи жизни одни иероглифы, одно название и одно мировоззрение – «Великая стена».

13

Дочитав до этого места, Кисонька снова возмутилась.

– Надоела история, хватит уже.

Давай уже чего-нибудь свежего.

Увидь уже что-нибудь кроме занудства.

Увидь то, что можно увидеть и чего нельзя.

Например, как сосед подглядывает через забор за богиней, которая загорает с голыми сиськами, или как я трахаюсь с плотником.

– Но здесь ещё ни слова нет про богиню и плотника, – возразил я. – Они ещё не существуют.

– Не существуют? – Кисонька сделала такие глаза, какие делают взрослые, услышав от детей наивное утверждение. – Если ты про них не написал, это не значит, что они не существуют. У тебя полный дом людей, а ты копошишься в старье.

– Если ты собираешься трахаться с плотником, я вообще его вычеркну, – твёрдо сказал я, мысленно вернулся на крышу и снова стал многозначительно вглядываться в даль.

На повороте дороги заработал копёр – машина, забивающая сваи.

Копёр принялся мерно долбить – идёт строительство развязки.

Рядом с ларьком урчит жёлтый экскаватор.

Сосед разравнивает площадку на опушке.

Там, где у него обычно саженцы.

Его подручные выкопали крупномеры и отволокли в сторону, вытащили из ларька холодильники.

Товары вывезли вчера.

Позавчера отковыряли и сложили на обочине тротуарную плитку.

Дорога взбунтовалась.

Тихий просёлок между деревнями, принявший на себя однажды сотни тысяч ног и копыт, не пропускавший с тех пор ничего серьёзнее грузовиков с пиломатериалами для дач, вдруг заявил о себе.

Надоело дороге быть тонкой чёрточкой на карте, захотелось сольного проекта, захотелось стать шоссе с индивидуальным номером.

Напитавшись растущими потребностями новых жилых кварталов, дорога раздулась, как прожорливый питон.

И придавила соседский участок.

Землю под ларьком изъяли. Велели переезжать в сторону, туда, где саженцы.

И вот экскаватор равняет борозды с прикопанными деревцами. Крупномеры сберегли, а мелочь поленились.

14

Поставив ногу на хилую перекладину, я что-то заметил.

Блестит. Подполз – монета.

Два крыла, две лапы, две башки.

И другие чеканные красивости с обратной стороны.

И тяжёленькая.

Ай да находка, сороки, что ли, обронили?

Сунул в карман, поставил на лесенку обе ноги, гляжу – череп.

C крупную сливу.

Лежит в жёлобе кровельного покрытия.

Я взял череп.

Челюсть с остренькими клыками забавно щёлкает.

Я устроил сам себе кукольный театр – цапнул сам себя за палец.

На пальце выступила красная капля.

Выдавил для дезинфекции, а глаз оторвать не могу.

Капля мерцает и притягивает.

И тут у меня закружилась голова.

От вида крови.

Реально замутило.

Как бы не кувырнуться.

Совершенно незапланированная тема.

Упал с крыши от вида капли крови на собственном пальце.

А кровь откуда?

Сам себя укусил крысиным черепком.

Величественная смерть, что и говорить.

Нет уж, у меня ещё вся книжка впереди.

Я крепко схватился за лесенку, прижался к ней, зажмурился.

Копёр забивает сваи уже не на повороте, а внутри меня.

Стучит гулко, с низкими басами, и весь окружающий мир долбит в такт.

Лес,

дома,

заборы,

колокольня

и колокольчики.

Плюс дачные кооперативы.

Плюс сельскохозяйственные угодья.

Плюс участки под ИЖС.

Плюс колодцы-скважины.

И растревоженные сваями мертвецы вторят из-под земли.

Стук начал удаляться и вернулся на стройплощадку.

Я растёр кровь по ладони, положил черепок на место и пополз вниз.

Глава 1

1

Спускаясь, я наступил на голову печника, который залип в телефоне.

Голова оказалась покатой и скользкой, такой же ненадёжной, как и перекладины лесенки.

Вернувшись на твёрдую почву, я взял лопату и поспешил туда, где сосед орудовал на экскаваторе.

Экскаватор

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×