Бледнолицый мужчина развернулся и ушел, не оглядываясь.
– Скажи-ка мне, – выдохнул Джиан, – а как мне стать сен-барадамом?
Его глаза приобрели странное, призрачное выражение.
– За такую информацию берется плата, дейчен Джиан. Согласен ли ты заплатить?
Он не задумываясь ответил:
– Я заплачу сколько угодно.
– Есть один ритуал…
Ксенпей взяла его руки в свои, и, пока объясняла, что нужно делать, ее накрашенные ногти впились ему в ладони так глубоко, что пошла кровь. Оказалось, что все очень просто.
Так просто, что напоминало ловушку.
– И как я за это заплачу? – спросил Джиан, когда она закончила. – У меня нет денег.
– Деньги, которые тебе понадобятся, находятся прямо тут, дейчен. – Ксенпей постучала его по груди чуть выше сердца и рассмеялась.
– Прости меня, йендеши, я ничего не понимаю.
– Очень скоро поймешь. – Она расплылась в улыбке и отвернулась.
– Ксенпей, – позвал облаченный с головы до ног в такие же, как у йендеши, только ярко-зеленые одежды мужчина, которого Джиан видел впервые. – Удачная встреча, и очень вовремя! Нам приказали как можно быстрее идти в Зал Павших, чтобы послушать, что скажет Просвещенный…
Джиан знал, что только йендеши могли слышать слова императора, и лишь после того, как эти слова пройдут через рты и жабры Просвещенного. Простым дейченам полагалось надеяться на то, что их старейшины в меру своих сил осмыслят и передадут им послание; при этом желтые дейчены были последними и самыми ничтожными в цепочке.
Они проведут этот вечер в западных бараках и вернутся на площадь на следующий день – на Праздник Спутников. Джиан не печалился по этому поводу. Им позволят насладиться свободой рыночной площади, дадут время на то, чтобы помыться и отдохнуть от дневных лишений, и, главное, избавят от пристального надзора йендеши.
Джиан не имел ни малейшего желания приближаться к императору – только не в этот день, – ему даже не хотелось слышать толкование шепота его младших подопечных.
К тому же у него имелись свои дела.
Отыскав то, что ему было нужно, на рынке, Джиан вернулся в бараки желтых дейченов. В помещении царили прохлада и полумрак. Стены были сделаны из красного лакированного дерева и разрисованных ширм, полы выложены сладким сандаловым деревом, натертым до гладкости и нагретым шагами тысяч ног. Молодые люди молча отмокали в глубоких медных ваннах, сопровождаемые, как всегда, безмолвными лашаями. Джиан скользнул под воду и полежал там какое-то время с закрытыми глазами, прислушиваясь к ленивым приглушенным голосам своих спутников и воспоминаниям воды о дожде и реке, море и грозе, и снова о дожде…
Позже Джиан нашел одну из лашаев и махнул ей, чтобы та подошла.
– Сегодня я устрою прием для нескольких избранных одногодок, – сообщил он ей. – Нам в Имперском Городе следует хорошо питаться. Мне понадобятся драконья рыба и кошачий угорь, свежий, еще не знающий о собственной смерти, желтая щука и каменный краб, да ведерко голубых устриц, если их удастся раздобыть, рис на розовой воде и лапша, и овощи с фруктами из тех, что сейчас свежи и нежны.
Лашаи кивнула с непроницаемым выражением глаз.
– Готовы ли вы заплатить по счетам?
– Я уже заплатил тройную цену.
– Как скажете.
– Как скажете, дейчен. – Он дорого заплатил за то, чтобы стать принцем Запретного Города, и этим рабам давно пора начать относиться к нему должным образом.
– Слушаюсь, дейчен.
На этот раз лашаи поклонилась и поспешила выполнить его указания.
Так все и началось.
Лашаи принесла в его покои ароматный рис и рисовую лапшу, хрустящие овощи и мягкие фрукты и твердое сладкое филе рыбы из Каапуа. Джиан собственными руками приготовил рыбу, как учила его мать, фаршируя мясом, рисом и икрой аккуратные карманчики морских водорослей и речной капусты. Когда лашаи расставила угощения, Джиан выложил подарки, которые Ксенпей указала ему купить для гостей – кинжалы из яркой имперской стали с эбонитовыми рукоятками, сделанными в форме ястребиных голов, а также ножны из шкуры виверна с тиснением желтой Розы Запада. Джиан заплатил чудовищную цену, чтобы приобрести эти вещи.
Три слова. Три имени. Три капли дейченской крови. Ксенпей сказала, что это – единственный выход, и он готов был им воспользоваться.
Или умереть на пути.
Джиан как раз раскладывал кинжалы посередине низкого стола, когда вошли мальчики под предводительством Нарутео. Его лицо покраснело, а глаза сузились, превратившись в щелки, когда он с подозрением принялся рассматривать накрытый стол.
– Ты смеешь, – процедил Нарутео сквозь стиснутые зубы, – ты смеешь призывать нас на свою потеху, словно девочек-рабынь.
Джиан встал у стола и сложил руки на груди, чтобы утихомирить ухающее сердце.
– Едва ли как рабынь, – возразил он, пытаясь говорить так спокойно, как только мог. – Я пригласил вас как друзей…
– Друзей! – сплюнул Нарутео. – Я-то знаю, чего ты добиваешься, бай дан. Хочешь купить нашу кровь за свое дерьмо и побрякушки.
Джиан сжимал свои предплечья, борясь с желанием задушить собеседника.
– Если хочешь уйти, ванг сао, – ответил он с преувеличенной любезностью, – не споткнись о мою тень на обратном пути.
Нарутео оскалился и опустил голову, точно собирался на него напасть. В воздухе повисла тишина, бездыханная и неподвижная. Затем Нарутео развернулся на каблуках и выскочил из комнаты, расталкивая людей у себя на пути. Горстка дейченов удалилась вместе с ним. Один или два человека бросили взгляды через плечо, полные сожаления или злости, но большинство просто машинально пошли за Нарутео, словно рыбы, которые пытаются выжить в бурных водах.
– Джай ту вай, – прошептал Джиан.
Он костями чувствовал надвигающуюся бурю.
Ни один из дейченов не выглядел удивленным. Должно быть, йендеши уже рассказали им об этом ритуале. Первым к ножам подошел Перри. Он воспользовался лезвием, чтобы сделать неглубокий надрез у себя на ладони, а затем выпустил кровь в подготовленную чашу с молоком кобылицы.
– Сен-барадам, – сказал он.
Перри поклонился Джиану и занял свое место за столом, точно это был самый логичный и неизбежный поступок на свете. За ним последовали другие мальчики. Гай Хан и Барду, Теппей и хрупкий темнокожий Сунзи с северных нагорий – все смешали свою кровь с молоком и в мрачной тишине наблюдали за тем, как Джиан поднес чашу к своим губам и испил их союз.
– Даммати, – поклонился он им, – принимаю с готовностью.
Он занял свое место во главе стола и потянулся за кусочком рыбы. Мясо на языке было соленым и сладким; у него был вкус смешанной с кровью победы.
Жемчужины матери тяжело висели на шее у Джиана, когда он наблюдал за пиром своих даммати. То была всего лишь малость, но и она имела определенную силу.
Так все и началось.
43
Легкий дождь стучал по стеклянной крыше королевского атриума и слезами стекал по стенам. Сулейма стояла возле бассейна, опираясь на свой посох и наблюдая за тем, как плавают туда-сюда пестрые рыбешки.
Двери атриума широко
