И только тогда Нокс понял, что Лоуэлл – это маленький центр вселенной, который объединял всех этих людей вокруг себя. Только благодаря ему они все держались друг за друга, любили друг друга и ненавидели, поддерживали и втаптывали в грязь. Только из-за него все они существовали, словно маленькая, немного разрозненная, но все же семья. Нокс жалел, что не смог стать ее частью. С уходом Лоуэлла семья развалилась, разорвались те невидимые ниточки, которые связывали их. Лоуэлл сам порвал их, порвал своей собственной рукой. Нокс покидал дом Эйзера, так больше ни разу и не увидев хозяина. Он мог догадываться, что с ним происходило, но видеть его мучения было выше его сил: Ноксу хватало своих собственных.
На платформу Нокса провожали Барбара и Робб. Они были единственными, кто надеялся, что им все еще случиться увидеться. Нокс был тронут. Эти два человека, пусть они уже и не были детьми, представлялись ему маленькими копиями Теодора Лоуэлла, и он хотел сохранить в своей памяти эти образы. Их прощальный разговор был коротким и, в сущности, бесцельным, пустым. Но как бы там ни было, а для Нокса этот разговор представлял великую ценность, единственное, что он мог оставить для себя от Лоуэлла. Когда раздался свист, возвестивший о начале посадки, Нокс поспешил распрощаться с Барбарой и Роббом, чувствуя, что вот-вот снова разрыдается, и запрыгнул в вагон. Ему предстояла долгая поездка в компании веселых музыкантов-любителей.
Нокс не понимал, что его так потянуло выйти, но на промежуточной станции, остановка на которой длилась целых полчаса, он решил в последний раз прогуляться по товарной площади. Это место целиком и полностью принадлежало в его сознании Лоуэллу: он здесь родился, жил, собрал вокруг себя ныне оплакивавших его знакомых, привел Нокса в мир Сьерра-Невады… только пропал он уже вовсе не здесь. Чтобы отогнать плохие мысли, Нокс решил укрыться от палящего солнца в ближайшем баре. До отбытия поезда оставалось еще двадцать с небольшим минут.
Уже знакомый Ноксу хозяин заведения, с азартом расставлявший рюмки за барной стойкой, плеснул ему виски за счет заведения. От его внимания не ушло то, что Нокс был в скверном расположении духа, но вовремя понял, что лучше не совать свой любопытный нос не в свое дело, и вернулся за стойку. Нокс уныло глядел, как хозяин бара без надобности протирает поверхность стойки и улыбается новым посетителям, но, к своему собственному удивлению, не сразу заметил, как к мужчине присоединился собеседник, чье лицо было скрыто платком, а на лоб была надвинута клетчатая кепка. Нокс видел только его глаза, и по морщинам в их уголках догадался, что он улыбается.
Стрелки настенных часов переместились на девять делений, и Нокс понял, что ему пора возвращаться к поезду. Он оставил деньги, которые планировал отдать за виски, под стаканом в качестве чаевых официанту и прошел попрощаться с хозяином. Мужчина весело потрепал Нокса по плечу и пожелал удачного пути. Нокс шумно выдохнул и, приняв более-менее воодушевленный вид, направился к выходу. Солнце неприятно обожгло кожу на лице, и он поспешил вернуться в вагон, в прохладу. Окинув напоследок товарную площадь взглядом, Нокс обнаружил, что у входа в бар стоял тот самый укутанный в платок собеседник хозяина заведения. Он готов был поклясться, что мужчина смотрел в его сторону. Когда он вернулся на свое место и выглянул в окно, мужчина исчез. Поезд тронулся, и Нокс прогнал от себя наваждение. Он возвращался домой.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/
