Надо было побывать в центре мирового движения, и Леонид очутился в Париже. Он осмотрел дворцы, музеи, библиотеки — все было величественно и носило печать благородства, а когда вошел в собор Парижской Богоматери, то, глядя на его величественные своды, впал в недоумение: «Очевидно, людей и здесь обманывало то самое, что обмануло меня — мысль, уносящая нас к небесам; но раз мы только ходячие глыбы земли, то совершенно непонятно, откуда могут исходить золотые лучи, наполняющие наши головы. Слепая природа не может быть ни доброй, ни злой и не может так зло глумиться над нами: для этого надо присутствие существа — хотя сатаны».
Он вышел из собора в сильном волнении. «Да, очень возможно, что наша планета находится во власти, не Бога, конечно, а какого-нибудь великого духа мировой иронии. Ученые его присутствия могли и не заметить, но он должен здесь быть и его отражение можно подметить на каждом лице»
Все последующие дни, блуждая по улицам, он нарочно старался попасть в густые волны людей, «чтобы видеть на их лицах отражение мировой иронии и читать их чувства и мысли». Его уносило из одной улицы в другую, точно по течению, и в мозгу его отдавался гул смеха, острот, болтовни. Он всматривался в лица: почти все они выражали жажду грехопадения, порока, из глаз смотрела бездна желаний, а по губам змеилось жало греха. «Звери в намордниках закона», — прошло в голове Леонида. В то же время, он видел, что по большей части это веселые, беспечные зверьки, жаждущие схватить наслаждение, которое только способно «мазать по губам» и, сейчас же отскочив, снова манить человека, раздражая его и помрачая ум. «Пройдет лет пятьдесят и взамен всех этих сотен тысяч людей здесь будут расхаживать с такой же жаждой в глазах новые люди, а эти обратятся в пыль. Удивительно, что, зная все это, люди могут сохранять такую жизнерадостность. Ведь каждый прожитый день — ступень лестницы, по которой они, не останавливаясь ни на миг, нисходят в подземную глубину, в вечное небытие».
Протискиваясь сквозь толпу, он быстро пошел вперед и вдруг приостановился, пораженный словами высокого человека. Человек этот стоял под деревом у начала бульвара, куда вошел и Леонид, окруженный своими спутниками — низеньким старичком и двумя девушками. Высокий человек говорил:
— Существует суеверие двух видов: суеверие религий, рисующих индивидуума-Бога, и суеверие жрецов науки, проповедующих, что в материи заключаются силы, которые порождают биллионы жизней. Живые существа — вечные духи, тела которых их временная форма, которая сбрасывается, как испортившаяся одежда с плеч. Миллионы миров, вращаясь по законам Ньютона, повинуются в то же время скрытым в них стихийным духам. Планета может распасться, но стихийный дух, заключенный в нее, ткет себе новые одежды и на небе вспыхивает новая звезда. Во всем живущем, даже в деревьях, заключен вечный дух, и потому нечему удивляться, что, когда на последнем оккультном сеансе пред нами появились тени, то мы не знали, кто они: духи умерших людей или какие-нибудь другие астральные существа.
Высокий человек с своими спутниками двинулся вперед вдоль аллеи, а Леонид продолжал стоять неподвижно, как бы находясь в оцепенении под влиянием охватившего его изумления. Только после нескольких минут, он, как бы сорвавшись с места, быстро стал догонять уходящего высокого человека, вежливо снял шляпу и в большом волнении проговорил по-французски:
— Тысячу раз прошу извинить меня, милостивый государь, но ваши слова, которые я услышал, случайно остановившись около вас, меня страшно взволновали. Вы сказали, что пред вами появлялись тени умерших людей. Это меня прямо ошеломляет, и потому я прошу вас объяснить, как это надо понимать — буквально или это какая-нибудь метафора?
Высокий господин слушал его с тонкой улыбкой на губах, в то время как его черные глаза смотрели на Леонида чрезвычайно серьезно. Вокруг его бледного лица огибались черные, перевитые белыми нитями волосы.
— Никакой здесь метафоры нет, — ответил он. — То, что мы называем рождением человека, есть заключение духа во временную темницу — тело, и то, что называем смертью, есть освобождение от этой тюрьмы. Мертвые рассеяны во всем пространстве и их гораздо больше, нежели живых, но вы их не видите, потому что телесное зрение ваше не может видеть нетленных существ. Они делаются видимы только при известных условиях, и кто посвящен в тайны оккультизма, тот всегда может их вызывать.
— Вы говорите вполне уверенно, что мы бессмертны! — взволнованно воскликнул Леонид.
— Мы вечные существа. Из глаз каждого человека смотрят его прежние жизни, но мы не умеем читать живой летописи человеческих глаз. Вас, кажется, очень удивляют мои слова?
— Страшно! — вскричал Леонид. — Будучи в университете в России, я из всего, что мне пришлось узнать от профессоров и из книг ученых, должен был вполне убедиться, что мы, люди — организмы-машины, что дух — самообман, что вечного существа никакого нет и что ожидать бессмертия может только невежда или слабоумный.
— Роль ученых ограничивается некоторым знанием мира вещественного, но от их знаний навеки скрыты Матери-Причины, порождающие все видимые явления. Не желая сознаться в своем невежестве, они стали отрицать незримые Сущности и Силы и все объяснять законами форм. Сфинкс великого таинственного бытия тысячелетия стоит пред ними, предлагая разгадать его, а они, не будучи в силах проникнуть в его вечный дух, занимаются описанием камней, вылетающих из его пасти, покровов, покрывающих его бока, крыльев, которые он разбросал по обе стороны неба. Они исследовали все это, но великий стихийный дух, заключенный в груди Сфинкса, повелевающий двигаться мирам и зажигающий новые солнца, для них скрыт за семью печатями. Эти господа разбили все прежние живые силы в душе человека — надежду, веру, святые упования, — и вместо них там живет теперь отчаяние, ревет ненависть и бешено кружатся все злые грехи, бросающие его в бездну грубого разврата и смерти.
Проговорив все это, высокий человек шагнул вперед, движением руки приглашая Леонида присоединиться к их компании. Разговор возобновился. С каждой фразой незнакомца Леонид проникался все большей радостью: в его грудь возвращались его прежние боги, рассеянные современными учениями. Оказалось в то же время, что он ровно ничего не читал из области таинственных сокровенных знаний, временно похороненных жрецами позитивных наук и теперь возродившихся снова — теософии, оккультизма, теургии, магии и друг. Все это, по совету
