– А я тебя потерял! Жду, жду... – в булочную, луче-зарно улыбаясь, вошел мужчина в серебристой куртке, и прямиком к Марине. – Брать что-то будешь?
– Нет, – буркнула она, сердясь на себя, на него, на ни в чем не повинных покупательниц. Они что? ничего не видят? Смотрят, еще улыбаются, будто бы так и надо, одобряют вроде. От возмущения Марина споткнулась. А этот, из трамвая, галантно под локоток подхватил, да так и повел на выход, как давнюю знакомую:
– И хорошо, а то я соскучился, – просиял он, выводя неловкую, рассерженную спутницу.
«Сейчас развеселю», – вскипал в душе огонь смя-тенья. Но едва они вышли, и Марина, оттолкнув спутника, раскрыла рот, чтоб разразиться гневной тирадой, рядом возникла пожилая дама, увитая гроздьями пакетов:
– Так, ребятки... – начала она что-то перекладывать, вытаскивать, прятать, то и дело поглядывая на парочку. – Весна, стало быть! солнышко! А вы ссориться затеяли. Не дело это! Ты – (обратилась она к мужчине) – проси про-щения, а ты – (это уже к Марине) – прости дурака. И смо-трите мне! – добродушно пригрозила напоследок, и разобравшись с сумками, неожиданно легко зашагала прочь.
– Ну, прости дурака Алешку! – рассмеялся незваный спутник. Представился вроде.
Марина, – ни красотой, ни богатством форм не от-меченная, навыков общения и кокетства с мужским полом сроду не имевшая, – чему радуется этот дядечка-шутник никак понять не могла. Да и не очень стремилась. «А мо-жет, и никакой не шутник, а знакомый (мамин, например), ждет, когда я его узнаю», – Марина пригляделась. Годами намного старше, ростом чуть выше нее, подтянутый... «Алексей»... скорей уж «Алексей Иваныч» какой-нибудь. Нет, ни о чем. Волосы темные, лицо открытое, глаза голу-бые, немножко глубоко посажены (от этого блеск еще за-метней кажется), нос прямой. А губы... губы немного кап-ризные. Вернее, самые уголки губ, чуть пухлые, по-детски очень. Точно запомнилось бы. Нет, никакой он не зна-комый. Алексей не торопил, ждал, когда Марина успоко-ится (во напугал!) и гадал, с чего б это девушки от него бегать начали. За ним – случалось, а чтоб от него... – странно это. Да и девушка странная. Теплынь стоит! солн-це печет! В центре и снега уже нет, милые прелестницы чуть ни в летнем ходят, а эта – в куртке наглухо, сама бледная, измученная. В другой раз и не заметил бы...
Да и в этот не заметил, просто сел на единственно свободное место рядом со «спящей красавицей», в который раз прокли-ная свою аллергию на запах косметики, осторожно вдох-нул, но почувствовал только запах ветра и солнца. Вот тут и пригляделся внимательней: чистая, без косметики, кожа, ровный спокойный лоб, трогательно девчачьи, нещипаные брови, нежно-розовые веки, серебрящиеся лучики некра-шеных ресниц, губы естественные, дышащие (целуй не хо-чу, никакая аллергия не помешает), и сонная, счастливая улыбка. А глаза?... – глаза, наверное, светлые-светлые, как чистые воды. И то ли любопытство, то ли шальные мысли взыграли, – весна ведь! Да мало ли почему! – захотелось их цвет увидеть: серые или голубые? Из эстетических соображений захотелось. Вот и не спешил отсаживаться. Ждал. А когда девушка, пробудилась, – глаза темными оказались, почти черными, огромными, раскосыми. У него аж сердце екнуло. Еле успел следом выскочить, чтоб на гла-за эти наглядеться. Блажь, конечно, но не все ж по уму жить!
– Испугал я тебя? – прервал молчание Алексей.
– А вы не тыкайте, – отпускал Марину испуг (чего ей бояться? Вот проспект, вот люди, вот окна, до дома рукой подать), но раздражение нарастало: привязался ведь!
– А ты не выкайте! – веселился в ответ нежданный знакомый. – Скажи лучше, имя у тебя есть?
– А вам зачем? – недогадливый, что ли? сердилась Марина, или она чего-то не улавливает? Но зачем-то пред-ставилась, – Марина...
– Красивое имя. Слушай, Мариночка, у меня сегод-ня со временем никак. Давай, завтра встретимся? И весь вечер твой, ладно?
– Не ладно, – усмехнулась Марина. – Ни к чему это.
– У тебя кто-то есть? – (Наличие кавалера до сих пор было единственной причиной подобных отказов).
– Угу... Матушка, школа, экзамены...
– Что за экзамены?
– Выпускные. Марина выглядела чуть старше своего возраста, иногда досадовала на это, но сейчас с интересом наблюда-ла, как поведет себя этот дядечка, узнав, что она еще школь-ница. Правда, ходить ей в школьницах оставалось недолго, но все-таки... Алексей, хоть и не ждал такого поворота, не слишком смутился: девушки нынче развиты, а мимолетная симпатия и толика легкого флирта еще никому не вредили:
– Помню, помню: шпаргалки, записки, романтика... – продолжал он, излучая радость. – Значит, на выходных?!
– Нет, – как можно жестче отрезала Марина. Такой взрослый и такой непонятливый!
– Тогда вот! – он покопался в сумке, записал что-то на листке бумаге и протянул его Марине. – Позвони, как сможешь. Договорились?
Марина облегченно кивнула – наконец отстанет! – и небрежно сунула листок в карман (не забыть выкинуть! не дай бог, матушка найдет). Но Этот прощаться не соби-рался, тем более что девушка держалась спокойнее:
– А теперь, Мариш... можно так? У меня к тебе вопрос. Один-единственный, но очень важный! Для меня важный! Только давай отойдем. Шумно тут...
«Шумно ему! Подозревала же нехорошее! А если зря? Если человек порядочный, просто она не все знает и при-думывает невесть что? Лучше все-таки выслушать, разо-браться», – пронеслось в ее голове, и легким жестом пригласив Алексея присоединиться, она направилась в сто-рону от проспекта.
Глава 3. На солнце и в тени
Они вышли на улочку, идущую вдоль проспекта и соединенную с ним проходными дворами. Здесь, в нескольких метрах от пыльного, ревущего центра было по-домашнему уютно. Жизнь текла тише и медленней. Деревья отбрасы-вали ажурные колышащиеся тени, пахло набухшими поч-ками, влажной корой и ожившей землей. На газонах проби-валась первая травка, белели высаженные осенью крокусы, – готовая натура для съемок... Алексей для романтического героя годился вполне... А вот Марина до героини не дотяги-вала. Тут нужно бы кого-то поярче, посмелей, и, да! по-симпатичнее, – иначе убедительной завязки не
