«Мое тоже», – напечатала я, задержав дыхание, когда сообщение отправилось не сразу.
Мы ехали вперед по наклонной гравийной дороге. Тут уместилась бы только одна машина, и это заставило меня задуматься, есть ли тут другой спуск. Я бы хотела найти его и использовать. Через четыре месяца мне восемнадцать, я стану взрослой по закону. А родители все еще относились ко мне, как к ребенку, притащив сюда.
Телефон завибрировал в руке.
«Что у тебя там с семьей?»
Я огляделась и насупилась.
«А ты как думаешь?»
«Скоро все наладится»
Я заёрзала на сидении.
«Хуже уже некуда».
Эмерсон ответила через пять секунд. Ее сообщения поразили бы других подростков.
«Ты говорила с ними сама знаешь о чем?»
Я сжала руки в кулаки так, что мои костяшки побелели. С трудом разомкнув пальцы, я ей ответила:
«Нет. Не знаю, как начать этот разговор».
«Как насчет: Эй, мам, пап, что за извещение о выселении, что я нашла в куче неоплаченных счетов?»
Я тяжело сглотнула, пока набирала ответ.
«Ах, я бы хотела отрицать все так же, как и они».
Я взглянула на Гарри: он опустил голову на подголовник и прикрыл глаза.
Когда отец посмотрел в зеркало заднего вида, я случайно поймала его взгляд. Я вернулась к созерцанию природы, стараясь не корчить лицо. Мне уже поднадоели деревья вокруг. И как я собиралась провести 10 недель в их окружении и не сойти с ума? Скорее озоновый слой восстановится благодаря клеевому пистолету и пищевой пленке.
Телефон снова зажужжал.
«Тебе следует поговорить с ними об этом».
Я начала постукивать ногой.
«Это им следует поговорить со мной».
«Хорошо. Кто–то из вас должен это сделать».
Я ничего не ответила. Была слишком занята, отвлекая себя, чтобы не ударить кулаком по стеклу.
Отец потерял работу два года назад. Я понимала, как трудно это было для него. Но вместо того, чтобы собраться и взять волю в кулак, он решил пустить все на самотек. Отец все еще не нашел работу, деньги были на исходе, с матерью он общался лишь взглядами и криками, а теперь еще и это извещение о выселении.
Он потерял не только работу, но и все остальное из–за своего поведения.
Маму, в том числе. Однажды он был для меня героем. Сейчас же он едва занимал место в массовке моей жизни.
Единственная причина, по которой мы могли позволить себе этот отпуск, это то, что владельцем был старый друг отца. Он сделал нам скидку как друзьям, что означало, как я узнала позже, бесплатный отдых. Так что, да, мы не платили ни копейки. Наш домик был уже старым и больше не арендовался. Я как–то не хотела чувствовать себя объектом благотворительности.
Поэтому, да. Проблемы с доверием. Они у меня были. И весьма основательные. Побочный эффект вранья со стороны самых важных людей.
Рядом со мной слегка застонал Гарри. Конечно, это заметила только я.
– Эй, – я легонько сжала его коленку, – ты в порядке?
Он кивнул, с все еще прикрытыми глазами.
Я заметила, как Гарри заерзал на сиденье, будто ему было неудобно. Его лицо стало знакомо зеленеть, и он прикрыл рукой рот. Я видела это достаточное количество раз, что знать о том, что последует дальше.
– Пап, останови.
Я наклонилась к Гарри и отпихнула полдюжины его брошюр к подлокотнику. Через окно с его стороны доносился шум, поток свежего воздуха проник в салон. Для лета в Аризоне воздух был на удивление прохладным. Я ожидала, что будет страшно жарко и неприятно пахнуть. Но воздух был почти что бодрящим.
– Ау, прием, родители, – я щелкнула пальцами у уха отца. – Его тошнит. Останови.
Конечно, это его растормошило.
Отец обожал свою машину. Хотя она даже не была его, и не станет, потому что у него не было денег на продолжение аренды. Он не мог даже найти достаточно денег или взять кредит на покупку легковой машины со стоянки старых машин, мимо которой он проезжал, кривясь.
– Мне остановиться, Гарри?
Гарри потряс головой, подняв нос так, чтобы свежий воздух дул прямо в ноздри.
– Нет. Поезжай дальше. Мне станет легче.
– Гарри, – я убеждала его, зная, что он задумал. Он пытался быть сильным. Хотел, чтобы родители перестали относиться к нему, будто он был частью семейного фарфорового сервиза, который нужно было заботливо хранить. Для него было бы поражением остановить машину. Если он подавит завтрак, это станет для него победой.
По мне, это было провалом.
– Гаррисон? – вступила в разговор мама.
– Гарри?
Первое, на что взглянул отец, это нога Гарри на светло–бежевом покрытии.
«Да, правильно, пап. Волноваться о покрытии в машине, вместо своего сына, чье содержимое желудка вот–вот вырвется. Приоритеты расставлены правильно».
– Я в порядке. Просто двигай дальше, – проскулил Гарри, сжавшись в комок.
Взгляд отца снова вернулся к ногам Гарри, прежде чем он надавил на газ, ведь мы двигались не достаточно быстро, конечно же.
Гарри был близок к приступу судорог. Он отчаянно пытался доказать родителям, что он сильный и в состоянии не только подтирать себе зад и завязывать шнурки. Это было его лето. Раз моим летом ему не быть, я могла потратить время, чтобы помочь ему.
– Вот, это должно помочь…
Я повернулась и порылась среди сумок на третьем ряде сидений, пока не нашла мини–холодильник, где я хранила важные «Джунио Минтс»***, «Рэд Вайнз»****, содовую и… А, вот и оно. Я вытащила упаковку со льдом и приложила к шее Гарри сзади.
Гарри укачивало еще с того момента, как мы забрали его из роддома, там он срыгнул на свою новую одежду. Я не знала, почему, казалось, лишь я замечала, что каждый раз, когда он находился в машине дольше часа, его желудок взрывался, оставалось загадкой. Я перестала задавать вопросы, когда
