— Так и будет, если у тебя не хватит сил, — внимательно глядя на него, вкрадчивым голосом произнесла старушка. — В тебе ещё осталась благая искра, та самая, которую когда-то зажег в тебе Создатель, и которая не угасла до сих пор. Девушка может разжечь её и вернуть тебя к свету. Но только в том случае, если ты совладаешь с её любовью. Люди по глупости думают, что с любовью справиться легче, чем с ненавистью. Им не хватает ума и опыта понять — для того, чтобы вынести силу чьей-то великой любви, нужно мужество и стремление к созиданию.
Мечник смотрел на Мамзелькину страшным взглядом. Губы его шевелились, казалось, он повторял за старухой её слова.
— Запомни — не сдюжишь, погубишь её! Сбереги девушку, такой, как она, ты больше не встретишь, — провидчески отчеканила Аида. Причем в этот момент её обычный елейный тон и кокетливые ужимки исчезли без следа.
Плечи Арея поникли.
— Я не смогу, Аида, — тихо проронил он. — Я не знаю, как это. Я не умею любить.
— Ты просто забыл, — неожиданно мягко возразила Плаховна, и, приблизившись, положила руку ему на плечо. Несмотря на кажущуюся хрупкость, рука у неё оказалась каменно-тяжелой, что не удивительно, если подумать, какую ношу эта рука несла. — Ты вспомнишь.
Мечник всё ещё смотрел на неё потрясенно-недоверчивым взглядом. В его иссохшем, полумертвом сердце вспыхнул слабый фитиль надежды. Однако страх был тут как тут, готовый своими скрюченными пальцами погасить это пламя. Видя его метания, Мамзелькина произнесла:
— Планы-то у тебя хорошие были. На виду у всех вы в безопасности. Камень-голова утерян, пока наш горбун будет занят только этим, ты успеешь придумать, как спрятать свою зазнобу получше и уберечься самому. Отправляйтесь на Лысую Гору, а там поглядишь. В лопухоидный мир пока не суйтесь.
Тут старушка подобралась, посерьезнела, и в воздухе послышался неясный звон металла. Арей, будучи темным стражем, мог вынести звук Мамзелькиной косы, но в глазах у него всё равно потемнело.
— Видишь как, Ареюшко, пока мы с тобой тут кумекали, почили наш князь. Потороплюсь. Негоже такого большого человека заставлять ждать.
И старушка махнула ему рукой на прощание. В последний миг, перед тем, как тихо растаять в воздухе, Аида послала ему взгляд, который мечник не смог забыть. И много лет спустя он всё ещё помнил его. Там тревога мешалась с надеждой. Таких глаз у смерти быть не могло.
***
Возвратившись к месту ночлега, Арей увидел, что костер почти догорел. Уже смеркалось. Пелька, обхватив худые колени руками, сидела на том же самом месте, где он её оставил. При его приближении девушка вскинула на мужчину взгляд, полный горечи. Тот отвел глаза и, пошарив на земле, закинул в трепыхающийся огонь пару веток. Пламя тут же жадно обвило их, и дерево с хрустом содрогнулось в жарких объятиях.
Мечник подбирал слова. Как сказать девчонке, как объяснить?
Он осторожно уселся рядом с Пелькой, неподвижно уставившейся в одну точку, и выждал, пока она переведет взгляд на него. Произнес негромко:
— Не сиди на земле, простудишься.
— Вам-то что с того? — к девушке вернулась её обычная грубость, которой она всегда маскировала смущение и неуверенность. — Вы меня тут бросили.
— Я не бросал тебя, мне просто нужно было подумать в одиночестве. Привести мысли в порядок. То, что произошло…
— Никогда не повторится, знаю! — оборвала его Пелька.
Она не понимала. Всё в этом мужчине было запутанным и неправильным, одно противоречило другому. Знания Пельки о стражах мрака ограничивались в основном их навыками в бою и магической силой, и потому она не могла понять внутреннего надрыва Арея, его трагедии, его столетних печалей. Он привязался к ней, девушка точно это знала. Так почему же он отталкивал её? Почему ночами, когда мечник думал, что она спит, он прижимал её руку к груди или тихонько сдувал со лба пряди, а днём бросал на Пельку враждебные взгляды?
Мужчина долго смотрел на худые запястья девушки, на её маленькие ступни, запачкавшиеся землей, и у него щемило сердце и кружилась голова. Сможет ли он? Справится ли?
Арей никогда не любил никого, кроме своего Творца. Он не знал, каково это — отдать своё сердце женщине, ибо раньше он дарил им лишь своё тело, и только на одну ночь. Он давно разучился доверять и никогда не умел говорить красивых слов. Как заботиться о ком-то, кто полагается на тебя? Как оправдать его надежду и веру? Мечник знал, что не готов к такому.
Знал, что не должен смотреть на неё, желать её, мечтать о ней.
Но не мог отвести глаз.
Его изуродованная душа трепетала, и звери, жившие в ней, натягивали цепи.
Двое просидели так довольно долго, пытаясь каждый унять в себе безумный хоровод чувств. Незаметно на небо выплыла мутная, томная луна. Её тусклый взгляд выхватил из тьмы поляну на вершине холма. Там, у потухшего костра, сидел крупный мужчина с густой бородой, а рядом с ним девушка, такая худая и миниатюрная, что издалека её можно было принять за ребенка. Мужчина протянул руку и бережно, даже робко коснулся девичьей щеки. Он до боли устал быть один. Он мечтал о человеческом тепле, о нежности женщины, которая сможет принять его. Он мечтал об этой неволе, которую люди зовут любовью.
И когда девушка не отняла своего лица, мужчина наклонился к ней. Он этого хотел.
========== 4. Темнота ==========
Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою;
Ты платишь за песню луною, как иные платят монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету.
На исходе второй недели путники остановились перед невысокой, но прочной на вид квадратной башней.
Прошлым вечером они подошли к Приграничью и весь следующий день передвигались очень быстро, чтобы затемно успеть к пристанищу Арея, ибо от трактира «Топор и плаха» и до его убежища безопасных мест для ночлега уже не оставалось.
Мечник толкнул низкую железную дверь и, знаком показав Пельке ждать, скрылся в полумраке башни. Спустя минуту он бесшумно показался на пороге.
— Можешь заходить, мы здесь одни, — посторонился Арей, пропуская девушку внутрь.
Её глаза не сразу привыкли к мраку и сначала она могла разглядеть лишь очертания предметов, но рядом вдруг вспыхнула свеча, осветившая деревянный стол, небольшую лежанку и кипу соломы в углу. Всё богатство комнаты составляло лишь оружие, идеально начищенное и в педантичном порядке развешанное по стенам.
Пелька обернулась к мечнику. В колеблющемся пламени его лицо казалось ещё более суровым
