Егор при равнодушном упоминании «случайных жертв» вдруг почувствовал странное смятение в груди. Еще утром он ненавидел эту безымянную для него ведьму настолько, что сам желал ей провалиться куда-нибудь с его глаз подальше. А сейчас ощущал что-то вроде терзаний и не понимал, что ему с этим делать. С одной стороны, угрызения совести его сжигали заживо, стоило ему вспомнить про Владу, а с другой – к ним прибавилось что-то новое, названия чему тролль подыскать не мог. Укол сожаления, едва заметный, словно он упустил что-то важное, что теперь уже было не исправить и не вернуть.
– Ну, за Владкины семнадцать лет! – с усилием отбросив эти мысли, поднял Егор стакан. – Завтра уже поздравим ее сами. Сколько времени у нас будет во Тьме, как думаешь?
Гильс тоже поднял свой стакан. Потом поднес его к глазам и посмотрел на грани, впервые в жизни не увидав в стекле отблесков собственных горящих зрачков.
– Время – странная штука, – сказал он. – Помню, зашел в этот двор, был как раз конец лета, жара. Смотрю – она на скамейке. Меня увидела, и я подумал – вот ведь сердце у нее сейчас выпрыгнет, как птица, вырвется из груди и улетит прочь. Не такая, как все. Двадцать пять стукнет девчонке – и придется ее оставлять навсегда, как переживет? Как будто лет сто назад это все было.
– Знаешь, Муранов, – Егор выпил кофе и стукнул донышком стакана об стол. – Вот мы с тобой выросли вместе в Пестроглазово, вместе пошли учиться в Носферон. Наши предки связаны дружбой, вечной и нерушимой, хотя новые законы отменили старые и все перемололи иначе. Но когда речь заходит о ней… так хочется дать тебе в морду, честное слово.
Сказано это было проникновенно и честно, и Гильс рассмеялся, разведя руками:
– Сочувствую и понимаю. Навесить тебе по шее я тоже хочу каждый раз, когда слышу от тебя ее имя. Но не сегодня.
– Не сегодня, – согласился Егор, поднимаясь из-за стола и вдруг поняв, что больше всего на свете сейчас хочет оказаться как можно дальше отсюда.
Страх заполнял комнату, тонкая сеточка трещин поползла по оконным стеклам, а ночная темнота за окном стала липкой и какой-то неприятной, будто пристально смотрела на тех, кто находился в комнате. Сервант выглядел на фоне обоев черным квадратом, а изображения на семейных фотографиях Огневых вдруг показались Егору монстрами, которых хотелось повернуть лицом к стене. Черный мох тем временем пробирался по плинтусам, уже начав ползти на обои рваными зигзагами. Все вокруг в гробовой тишине потрескивало, шуршало, скрипело.
– Молодцы ведьмы, – как сквозь пелену, по комнате разнесся голос Темнейшего. – Спецэффекты не хуже твоих. Когда они едины…
– Воды попью, в горле пересохло, – еле ворочая языком, отозвался Бертилов, встал и побрел на кухню.
На самом деле пить вовсе не хотелось, просто если уж принимать удар проклятием, то в одиночку. В неизвестности и ожидании только вампир, как истинный хищник, может застыть и напряженно затаиться, не делая попытки отвлечься. Егор же – в полную противоположность Темнейшему, спокойно замершему за столом в гостиной, – места себе не находил.
Чтобы убить время до самого страшного момента, тролль принялся шататься по коридору, в кухню и обратно, ногами расшвыривая хлопья, оставшиеся от домовых проклятий. Старого зеркала, которое висело в прихожей Огневых, он старательно избегал – видеть себя с потухшими глазами троллю было так же невыносимо, как потерять, пусть и временно, способности к наваждениям. Доходя от прихожей до кухни, он останавливался у кухонного окна и пялился в неприятную темноту.
«Да и с мыслями у меня фигня творится, – злился на себя самого Егор. – Надо уже мысленно драться с Некромантом, с Тьмой, а у меня перед глазами та мелкая ведьма, которая осталась на лестнице… как ее звать-то?.. Так и не запомнил…»
«…Ли-ля… Ли-ля…» – подсказывали тяжелые капли, которые били по железному отливу за кухонным окном.
…Ли-ля…
Маленькой ведьме, которая сидела на лестнице, казалось, что дождь печально повторяет ее имя.
А еще казалось, что до полуночи время тянется как-то слишком долго, каким-то нереально длинным выдался весь этот день. Глухих ударов проклятий больше не было – тишина во всем квартале стала плотной и холодной, хоть ножом режь.
– У нас тихо до ужаса, Вик… – рассказывала Лиля по телефону подруге, прислушиваясь к жужжанию ламп дневного света на лестнице. – Но перед бурей, говорят, тоже всегда становится тихо. Что?.. Нет, я не в той бедовой квартире, там нельзя, я на лестнице, где безопаснее. Не могу же я сбежать и все сорвать, тогда мне точно не жить. Вик, а предчувствия какие-то у тебя есть?
Ведьма Вика, которая сейчас сидела в уютной и безопасной гостинице где-то на окраине Петербурга, расстроенно сморкалась в платочек и нервно перебирала карты в желтом круге света на столе.
– Не вижу твоей судьбы, – Вика вздохнула, морща лоб. – Полная неразбериха, то шестнадцатый аркан, то нулевой. Знаешь, мне кажется, что защитные заклинания все блокируют. Это очень хорошо, что ты такие сильные обереги на себя поставила. Эх, Лилька… – Подруга всхлипнула.
– Нет, не нужно мою судьбу по картам смотреть. – Лиля поежилась от озноба, вертя на пальце блестящее кольцо, которое так ни разу и не сняла. Ее даже радовало, что кольцо маловато и сидит очень крепко – так, что слегка распух палец. – Я не хочу все знать заранее, даже если откат от проклятия меня в пыль перемелет. Знаешь, Вик, даже хорошо, что так все получилось. Я рисковая – мне или все, или ничего. Ты понимаешь?
– Но мама твоя… – всхлипнула Вика.
– Мама не пропадет, по моему договору с Верховной ей будут выплачивать хорошее пособие до конца жизни, а если она начнет колдовать, окажут поддержку, – с преувеличенным оптимизмом заявила Лиля. – Я тебе уже раз сто об этом сказала – моя мама будет в полном порядке. Главное, чтобы сейчас заклятие незнания с нее не слетело.
– Думаю, ни Шкурин, ни еще кто-нибудь больше не станет задирать хвост на твою семью, – заверила ее Вика. – Они, конечно, злословят и уже тебя похоронили. Но Верховная – тетка справедливая, если уж договор подписала или пообещала что-то – выполнит. Только ты уж назло им… Лиль, а?
– Если рассуждать логически, – спокойно сказала ведьма, – то удар проклятием такой мощи еще не делался никогда в истории магии. Темнейший и Морок бессмертны, я – нет. Математика очень простая, Викуся… и давай не строить иллюзий.
Лиля вдруг ойкнула и поспешила прервать разговор: ей показалось, что на лестнице мелькнула тень.
Из стены вместе с серебристым облаком серы лихо выпрыгнул парень, и девушка взвизгнула, закрывшись руками.
– Без паники, Ведьмовство! Н-на! – Игнат Дымов швырнул
