Как в сердцах надоедливый век.
Пустыня Невада ( Байкер ).
Я уеду в пустыню Невада.
Пусть Харлей мой, несёт меня в путь.
Это то что сейчас очень надо.
Что бы пыль засоряла мне грудь.
Ангел падший растрепаны крылья.
Тяжело боль на перьях тащить.
Грел прицел мою спину у тыла.
Не жалею что начал грешить.
Только те что голодные смертью.
Хотят кровью в легенду вписать.
Только в строках одни междометья.
У обрыва заставят страдать.
Нет героев а только лишь крысы.
Что грызут уже мёртвую плоть.
Не найти на войне компромисса.
Когда чёрный над миром восход.
Только чёрное солнце не греет.
Запечется под венами кровь.
Ветер пепел сражений развеет.
Где подохла и сгнила любовь.
Шум колёс скрип потертой резины.
За спиной от отца дробовик.
На дорогах дорожные джины.
Мне кричат берегись фронтовик.
Кто-то раненый спит у обочин.
Цвета смерти зажав в руке флаг.
Он не мертвый а лишь озабочен.
Кинет в спину отрубленный FUCK.
Я уеду в пустыню Невада.
Пусть Харлей мой несёт меня вдаль.
Это то что сейчас очень надо.
Приложить к ранам мёртвую сталь.
В любви и на войне.
В глазах чужих черты родные видел.
В глазах родных своих не узнавал.
Кого любил, тех после ненавидел.
Без совести всех грубо забывал.
Что здесь теперь зовётся словом счастье?
Быть может просто быть среди друзей.
И повстречать судьбу свою в ненастье.
Взломав замок от запертых дверей.
Её одну впущу в свой дом холодный.
Где только лишь два стула и кровать.
Над нами век, застыл любви голодной.
Что любит лишь, убийством плоть марать.
Весенний свет фонарных ламп от улиц.
Осветит все что скрыто по ночам.
А мы с тобой лишь жертвами проснулись.
В далеких снах с пристрастием к мелочам.
И знаю я, и ты наверно знаешь.
Что подо льдом тепло все не сберечь.
Какую правду потом ты мне расскажешь.
Когда рука стальной опустит меч.
С тобой одной лишь там хочу проснуться.
Где свет огней исходит от костров.
Где на шаги нельзя не обернуться.
Любимых ног без ссадин и крестов.
Сердце на тумбочке.
Я оставлю на тумбочке сердце.
Ни к чему мне больное оно.
И под небом в расцвете созвездий.
Разобью в доме к черту окно.
Пусть осколки вопьются мне в руки.
Кровью я напишу белый стих.
Ни к чему мне скупая порука.
В глазах тусклых усталых моих.
Я пройдусь по холодным дорогам.
Где на камнях покоится тень.
Лишь на струнах осела тревога.
Как над миром проснувшийся день.
Падших женщин лишь горькие слёзы.
Переполнят с мартини бокал.
Принимая любовь несерьёзно.
От тех лиц кто стихи им читал.
Я лишь гость в этом карточном мире.
Все ищу ту которая мне.
Рассказала что в старом мундире.
Не легко сберечь сердце в огне.
Я иду средь туманных кварталов.
Здесь когда-то ведь тоже я был.
Встретил ту у залитых каналов.
Но на тумбочке сердце забыл.
Город воспоминаний.
По тебе старый мост я ступаю.
Вижу степь я опять вдалеке.
Дом родной снова я вспоминаю.
И с тоскою иду налегке.
В этих призрачных стенах я вижу.
День рождения от роду восьмой.
Когда снег падал дерзко на крышу.
Дорожил как последней свечой.
Где найти мне такое же место.
Где под горами город стоит.
Где на небе есть сотня созвездий.
И где улица в полночь молчит.
Может это все был только сон?
Или городу я только приснился?
Может просто с обоих сторон.
Я упал и стеклянный разбился.
По тебе старый мост я ступаю.
Вижу стены от старых домов.
Чёрных птиц вижу резвую стаю.
На опушке заросших холмов.
Лики ночи.
Вот лунный свет, наполнил комнату мою.
Как правда, мы с тобой нагие.
В который раз, вождю любви я отдаю.
Дань, за право быть тобой любимым.
И знаю я, не может быть дороже.
В который раз, к тебе я прикоснусь.
Своей рукой, от холода к шершавой коже.
И вздрогнешь ты, когда к тебе прижмусь.
И вот огонь, в камине догорает.
Мелькнут угли, как звезды в небесах.
И эта ночь, что дом слегка ласкает.
Она как я, живет себе в стихах.
Моя ладонь, в извилистых дорогах.
Всё не понять, куда судьба меня ведёт.
И изо льда за окнами осколки.
Напомнят мне, в разлуку сердце чем живёт.
Когда рассвет, ворвётся в дом остывший.
Исчезнешь ты, как призрак, в разуме огней.
Следы духов на простыне застывши.
Напомнят мне, тебя во вспышке дней.
Письмо Надежде.
Тебе пишу моя Надежда.
Что тесен стал мне мир чужой.
Тугой сжимает мне одеждой.
Сердце странный день - изгой.
Мне с прошлым жить как неуютно.
Тебе хочу я рассказать.
Во сне как будто непробудном.
Всё тот же день в глазах опять.
Зачем я был тогда бродягой?
Под сердцем гордость вместо зла.
И нараспев с железной флягой.
Я шёл туда, где ночь жила.
А ведь тогда, лишь только двадцать.
И над губой чернел пушок.
Мгновений у весны семнадцать.
Машин со свадеб был поток.
Я так хотел придумать песню.
Где б плыл по озеру ковчег.
Где б я погиб потом воскреснул.
В новейший светлый тёплый век.
А ты не спишь и не гуляешь.
Мечтать об этом нету сил.
Но ты под вечер вспоминаешь.
Что я тобой лишь дорожил.
Тебе пишу моя Надежда.
И многоточий полон лист.
И ты прости меня невежду.
Что я по жизни романист.
Сколько зим на плечах я сносил.
Сколько зим на плечах я сносил.
Сколько лет я впустую истратил.
Я себе много раз говорил.
То что я предпринять был не вправе.
Да и чистой река не бывает.
Есть в душе человеческой грех.
Тот кто странникам дверь открывает.
Тот лишь хочет продать за грош смех.
Этот день лет как сто подзабытый.
Сном вернется в бескваженный дом.
И средь памяти пылью покрытой.
Вдруг разбудит и выбежит вон.
За окном лишь качает деревья.
Ветер буйный опять за стеклом.
Тяжело мне сказать слово верю.
Когда будем с тобою вдвоём.
У поэта есть право на слово.
Перед богом посредством стихов.
Оказавшись в краю незнакомом.
Расспросить о судьбе без грехов.
Он поведает правду как тайну.
Даже то чего быть не могло.
Даже встречу была что случайной.
Он рассудит её мне на зло.
Может быть это тусклое лето.
Мне пыталось и что-то сказать.
Я искал и всё думал, что где-то.
Суждено мне её повстречать.
Но она по мотивам рассказов.
Тех что я никогда не любил.
Растворилась в дороге бессвязной.
Память я как рубашку носил.
А слова словно листья что с веток.
На холодной застынут земле.
Все исчезнет не будет ответа.
Унесет их на зима на крыле.
Как не легко порой поверить в чудо.
Как не легко, порой поверить в чудо.
До крови сжав, свой старый медный крест.
И клялся я, что долго не забуду.
Даренный мне, по воле божьей жест.
Пронзает боль, мне голову в
