Подхалим ебучий.
Терпеть не могу таких пресмыкал.
Хоть ты раком его поставь и в жопу поимей, ради бабла даже подмахивать будет.
— Рожай уже, чего тянешь кота за яйца?
Конечно же, я догадываюсь, какого хрена он ко мне пожаловал. Степан Петрович Вяземский — большой любитель сладкой жизни. А чтобы она, жизнь эта самая, была сладкой — нужно иметь бабок немеряно. Вот за ними и охотится.
Сейчас начнёт причитать, что в клинике сломалась какая-нибудь дорогущая штуковина, а денег на новую нет. А пациенты нуждаются.
В принципе, мне не жалко для народа. Я тоже не всегда мог себе позволить хорошую медицину.
Только бабло это не на оборудование пойдёт, а на новые брюлики для какой-нибудь из «шкур» толстого трахунчика.
— Видите ли… Эээ… Вы сиделку пожелали…
— Пожелал. Дальше что?
— Я вам сегодня приведу очень опытную, хорошую медсестру. Кариночка имеет два высших образования, очень пунктуальна, ответственна и профессионал…
Понятно.
Значит, Веснушка заднюю включила.
В принципе, этого стоило ожидать.
Думаю, по мне было видно, как я её хочу.
Вот и испугалась.
Боится, что псих затрахает до обморока.
Правильно боится.
— Мне не нужна твоя Кариночка. Я вашей Шапокляк объяснил доходчиво, кого я хочу. И это не обсуждается, — подошёл к Петровичу вплотную, а тот втянул голову в плечи.
— Я понимаю вас, Руслан Давидович… Конечно, мы постараемся сделать всё, как вы того желаете… Но Марина у нас девушка с характером…
— Слушай сюда, блять! Чтобы эта баба была у меня уже вечером! И меня не ебут ваши трудности! Если нужно заставьте! Я ХОЧУ ЕЁ! — от моего голоса Петрович стал ещё ниже и закивал своей квадратной башкой, как болванчик.
После его ухода ещё около часа бесцельно бродил по палате, словно амёба. Тесно мне здесь. До бешенства.
А Веснушка всё не приходила.
Даже интересно стало, сколько продержится.
Ведь Петрович-сука будет её гнуть и ломать, пока не согласится.
Наверное, если она быстро сдастся — уважения моего ей не заслужить.
Не люблю давалок.
И дело не в кавказских корнях.
Просто женщины, за которыми не нужно охотиться не вызывают ничего, кроме отвращения.
Дешёвки, которые падают на колени, едва я подумаю о минете, не достойны того, чтобы в них совать свой член.
А приходится.
Нет ведь в наше время женщин нормальных. Тёлки есть, шкуры есть, соски есть.
А женщин нет.
Хотя…
Мне почему-то кажется, что Веснушка именно такая.
Конечно, она тоже рано или поздно назовёт свою цену, но до этого я немного развлекусь, опробую товар и, может быть, даже куплю.
ГЛАВА 5
— Мариночка, милая, — гладил меня по руке и разговаривал, как с особо буйным пациентом. — Успокойся, не стоит так нервничать. Ну что ты? Это же работа твоя, в конце концов. Да и заплатит он столько, что зарплата тебе не нужна будет. Всего лишь месяц, Мариночка.
Месяц!
Да я и дня не выдержу!
— Исключено, Степан Петрович. Я не согласна! Не буду у него на побегушках! К тому же, вы хоть представляете, что этот извращенец требует? — разумеется, рассказывать Вяземскому об интимных пожеланиях его любимчика было так же гадко, как и слышать их, но уже не было другого выхода.
Покраснела, наверное, до корней волос, пока рассказывала про «яичницу-кофе-минет», на что Вяземский-сволочь лишь гаденько ухмыльнулся.
Знала бы я, до чего доведут мои откровения… Это нормальному человеку гадко о подобном слышать, а у этого глазёнки сальные аж заблестели.
— Ну, а ты как думала, милая? Неужели ни разу не задалась вопросом, почему наши клиенты выбирают себе в сиделки не опытную Марию Николаевну со стажем в тридцать лет, а молодую прекрасную Анечку?
Вот тут я и поняла… Всё, в общем-то, поняла.
Не поможет мне никто.
А Вяземский сам заинтересован в том, чтобы подложить меня под своего «клиента».
Вот так мы теперь живём и работаем!
У нас теперь не пациенты, а клиенты, а вместо медперсонала — девочки по вызову.
Мерзко так стало.
Прям пробрало до кости и дрожь крупная по телу.
Захотелось схватить тяжёлую статуэтку полуголой девицы со стола главного и врезать ею по его мерзкой морде.
— Я, Степан Петрович, вам не Анечка! И в институте училась не ноги раздвигать, а помогать людям! Чувствуете разницу?! — начинала понемногу закипать и ухмылочка Петровича сползла с красной пропитой хари.
В прошлый раз, когда я так «вскипела» его белоснежная, заботливо наглаженная женой рубашка была испачкана кофе, который я плеснула старому кобелю в лицо.
— А кто тебя спрашивать будет, дорогая моя? У тебя, конечно, есть выбор… — ооо, старая песня о главном!
— Какой?! Неужели свою кандидатуру предложите? — я подхватилась со стула, ибо сидеть рядом с этой свиньёй стало невыносимо.
— А что? Старый конь, моя сладкая, борозды не испортит, — ухмыльнулся мерзавец и у меня от гнева запылали щёки. — Давно мне нравишься, знаешь же. Ну давай, попробуем Маришенька… Так тело твоё гибкое хочу, — схватился с места и двинулся на меня. — С ума сводишь, Маришенька. Я обещаю, только со мной будешь. А ему скажем, что ты уволилась, а, сладкая моя?
Я замерла с открытым ртом.
Нет, Вяземский, разумеется, и раньше проявлял ко мне «интерес», но чтобы так… А в глазах дурман какой-то. Словно рехнулся.
— Не подходите ко мне! — поздно сообразила, что зажата в углу, путей отступления нет, а старый подонок необратимо надвигается на меня своей жирной тушей.
Казалось, он ничего не соображает и не слышит. Подошёл вплотную и рукой мне под халат.
— Ну хватит кочевряжиться, Маришенька… Ты попробуй только, потом сама с меня слезать не захочешь…
К горлу подступила тошнота, а внутри всё всколыхнулось от злости и отвращения.
— Пошёл ты на хрен! — не знаю откуда взялись силы оттолкнуть его и ринуться к двери, которая так некстати открылась и я на полном ходу влетела в Дигоева.
Замечательно! Целых два озабоченных кретина на мою голову!
— Почему ты до сих пор не у меня?! — рявкает на меня так, что дребезжат окна, а я от испуга отшатываюсь назад.
— А Мариночка как раз к вам собиралась, — улавливаю мстительный смешок в тоне Вяземского и это становится последней каплей.
— Да, Руслан Давидович, я как раз шла к вам, чтобы сказать — пошёл и ты нахрен!
Его лицо каменеет и эмоции не угадать, да я, собственно, и не стану пытаться.
Поворачиваюсь к старому ублюдку и с торжествующей улыбкой демонстрирую средний палец.
— Заявление об уходе принесу завтра! — дугой обхожу Дигоева и закрываю за собой дверь.
Тут же на меня обрушивается понимание того, что я в полной заднице.
*****
Вот дрянь.
Послала меня.
Охренеть просто.
Вот чего-чего, а этого я не ожидал.
Что-то произошло здесь, и мне, в принципе, не трудно