Нил лишь пожимает плечами.
— Я не знаю… Но нам однозначно стоит оставить его в покое. Хотя бы на пару дней. Он действительно радикально реагирует на нас.
— Я не знала, что он побежит… И… — девушка прикрывает ладонями слезящиеся глаза.
— Никто не знал, ___. Возможно, даже он сам, — размышляет Нил, глядя куда-то в сторону.
— Он особенный… Уникальный… Я почти убила свою любовь… — шепчет сбивчиво она.
— Ты всё ещё любишь его?
— Конечно… Но не так, как прежде. Я охладела к нему, но чувствую, что часть моего сердца всё ещё с ним.
Нил лишь кивает на это, наконец смотрит на неё.
— Если любишь — отпусти. Он вычеркнул тебя из своей жизни, и тебе стоит.
— Нет, — отрицает девушка, — Я не вычеркну его. Это будет мне уроком.
— Рано или поздно ты успокоишься и забудешь. И он тоже. Время лечит.
— Может и так. Но времени нужно много.
— Да… Я помогу тебе выйти из этого состояния. В конце концов, мы же вместе, — Нил слабо улыбается, раскрывает широко руки. Она улыбается ему, припадает к его телу, обнимая крепко-крепко. Да, они пройдут этот этап вместе. Любовь спасает даже самые разбитые сердца.
***
… Звони другу почаще, он хочет тебя слышать…
Стоик сидит рядом с Иккингом на диване, держит в своих крупных ладонях коробочку салфеток.
— Она спросила про моё лицо. Мол, если его коснуться, оно тоже болеть будет, — Икк сморкается в салфеточку, откидывает её в сторону, — Я сказал, что вроде да. Хотя сам точно и не знаю, я обычно сразу падаю.
— И что дальше?
— Мы оба стояли тупо и молчали. Пап, она хотела поцеловать меня, я чую это. Я сам даже хотел!.. Но мне и так плохо. Она коснулась моего плеча, когда я был ещё в «Топ Бразил». Представляешь, там Нил был!
— Парень…?
— Да. Хотел что-то от неё передать, но я на него наорал. Он бесит меня до трясучки прямо, не могу! — Иккинг сжимает кулаки, трясёт ими в воздухе; аж сам начинает трястись, — Там ещё Даника была эта, ух, падла, порешал бы прямо на месте!
— Тебе бы силёнок не хватило, решун мой, — усмехается Стоик, — Ты просто наорал на них?
— Да. Хотя у меня уже кулаки чесались лица им начистить, честно сказать.
— Видимо, амитриптилин ещё действует на тебя.
— Уже неделя, блин, прошла! Должно уже всё пройти! Хотя, да, я до сих пор чувствую, что слишком сильно возбуждаюсь из-за всяких мелочей и раздражаюсь, — признаёт Икк, слегка закатывая глаза, — Ты купил настойку женьшеня?
— Нет. Я посоветовался с провизором, он сказал, что раз у тебя гипертония, то тебе нельзя. К тому же, тебе ещё пятнадцать, а его принимают только после шестнадцати лет.
— Блин… А замену ему есть?
— Я валериану тебе купил, но её можно совсем немножко… Я боюсь, что ты не переносишь такое. У тебя в карточке написано вроде было, что у тебя индивидуальная непереносимость…
— Ой, да ладно тебе, пап, — отмахивается Иккинг, — С моим организмом можно сказать, что мне ни хера вообще нельзя ни есть, ни пить… Попробую на ночь выпить, а там как выйдет, хорошо?
— Как скажешь, — смиренно кивает Стоик, вставая с места, — Будешь чай? Я твой любимый взял, с бергамотом.
— Да, давай… Давно не пил чай! С печенками будем?
— С печенками, — улыбается мужчина, глядя на детскую улыбку сына; ему стало чуть лучше.
Отец и сын садятся за стол, принимаются пить чай и кушать печенья с конфетами.
— Я договорился с Астрид насчёт танцев. В «Топ Бразил» ходить буду.
— Мне аванс перечислили как раз. Столько предоплата?
— Не знаю. Я жду звонка от неё. Может бесплатно даже…
— Вряд ли, Иккинг. Если «Топ Бразил» одна из самых знаменитых и больших студий города, то вход в неё уже как бы не бесплатный.
— Я был там. Меня впустили без денег, — вскидывает бровями Иккинг.
— Ну, может быть потому, что там была неделя бесплатных мастер-классов, ты не думал об этом?
— Думал, — кивает парень, отпивая горячий чай; сразу начинает морщиться и быстро дышать открытым ртом после проглатывания напитка, — Блин, язык обжёг!
— Иди вон, сахар насыпь на язык, — указывает пальцем на сахарницу Стоик, — Скорее, пока ожог не получил.
Как только Иккинг сыпет себе немного сахара на язык, он слышит, как со стороны дивана начинает звенеть его телефон. Спешит подбежать и взять трубку.
— Да?
— Привет ещё раз. Ну, я поговорила с тренером насчёт тебя… Может тебе лучше на йогу записаться? У меня в группе набрано максимальное количество человек… Я сама смогу вести у тебя курсы, если ты запишешься на йогу.
— Ну, раз так, то лучше на йогу… Отец вот спрашивал, что насчёт предоплаты?
— У нас нет предоплаты, Иккинг, ты сразу платишь на месяцы вперёд. У нас абонементы. На месяц и на три. Если хорошо договориться, можно взять и на полгода.
— О как. Я сейчас отца спрошу… Сколько на три месяца, Астрид?
— Сто пятьдесят.
—… Хорошо. Кому деньги отдавать? А можно вообще по карте? Отец не пользуется наличкой просто.
— Всё можно! Скинуть ему на телефон реквизиты?
— Да, конечно!
Минутная махинация с мобильным банком, и Иккинг уже фактически записан на йогу. Причём к Астрид. С одной стороны, он рад до невозможности, но, с другой стороны, он до жути напуган.
Они же, чёрт возьми, будут вдвоём. Наедине. Они будут общаться. Они будут… Касаться друг друга? Такое же будет, да?
Мысли Иккинга спутались в один клубок, который точно не развязать.
— Иккинг? Ты на связи?
— А? Да, задумался, извини.
— Короче, первое занятие будет послезавтра. В пять вечера. Максимум занятие идёт два часа, но так как ты новичок, а мне ещё ни разу не давали руководство, то скорее всего будет всё на час.
— Угу, — Иккинг садится обратно за стол, отпивает уже немного остывший чай. Стоик с интересом наблюдает за сыном, тоже пьёт свой чай, — Погоди, то есть, мы вдвоём заниматься будем? Только так?
— Ну, да, — отвечает чуть тише девушка, — Тебе надо кучу народа что ли?
— Нет! Я наоборот много народа боюсь! — усмехается Иккинг, бросая быстрый взгляд на родителя перед собой; тот странно лыбится, шевелит усами, — Я даже рад, что нас только двое будет.
— Я тоже… Эх, ну, мне надо идти. Уроки ещё делать…
— Ой, тогда не буду отвлекать! До завтра, Астрид!
— До завтра…
Иккинг отключается, кладёт телефон на стол.
—
