Невзирая на неистребимую любовь к беседам с самим собой, Адриан всегда притихал, когда шел дождь. Может, дождь нагонял на него тоску, или стук капель заглушал слова. В общем, в дождь Адриан Блэкуотер молчал, и потому Ройс любил непогоду. Почти всю дорогу домой ему везло. Весна в Меленгаре выдалась на удивление сырая.
Время от времени Ройс оглядывался по сторонам. Адриан ехал, опустив голову, его капюшон промок и обвис.
– Почему ты никогда не говоришь в дождь? – наконец спросил Ройс.
Адриан приподнял край капюшона большим пальцем:
– Что ты имеешь в виду?
– Ты постоянно разговариваешь, но только не в дождь. Почему?
Адриан пожал плечами:
– Не знал, что тебе это мешает.
– Не мешает. Мне мешает твоя непрерывная болтовня.
Адриан выглянул наружу, по его скрытому мокрым капюшоном лицу блуждала слабая улыбка.
– Тебе ведь нравятся мои разговоры?
– Я же только что сказал…
– Да, но ты бы промолчал, если бы действительно любил тишину.
– Поверь мне, я действительно люблю тишину, – заявил Ройс.
– Ну-ну.
– Что означает твое «ну-ну»?
Адриан уже откровенно ухмылялся:
– Долгие месяцы мы путешествовали вместе, и я один вел все разговоры. Ты никогда не присоединялся к ним, хотя некоторые были весьма неплохи. Ни разу не произнес ни слова – но теперь, стоило мне замолчать, как ты сразу принялся болтать языком.
– Один-единственный вопрос – не болтовня.
– Однако ты проявил интерес. Потрясающе!
Ройс тряхнул головой:
– Я просто подумал, что с тобой что-то не так. И, очевидно, не ошибся.
Адриан продолжал ухмыляться с излишне дружелюбным удовлетворением, словно завоевал очко в воображаемом состязании. Ройс натянул капюшон, чтобы не видеть спутника.
Стряхивая воду и звеня сбруей, лошади брели по грязи, к которой изредка примешивался щебень.
– Все льет и льет? – произнес Адриан.
– Заткнись.
– Жена фермера в Олмстеде говорила, что это самая сырая весна за десять лет.
– Я перережу тебе глотку во сне. Обещаю.
– Она подавала суп в кружках, потому что ее муженек с Джейкобом – это ее ленивый пьяница-деверь – разбили хорошие керамические миски.
Ройс пнул лошадь и затрусил вперед.
* * *Ройс и Адриан вернулись на Кривую улицу в Нижнем квартале Медфорда. Весна заканчивалась; в других частях света розовые лепестки цветущих деревьев сменялись зеленой листвой, и теплый ветерок разносил ароматы земли, а фермеры торопились завершить посев. На Кривой улице дождь, ливший четыре дня подряд, превратил один из ее концов в грязный пруд. Как обычно, вода захлестнула открытую сливную канаву, проходившую за домами. Канава, которую вежливо называли Общим Делом, влилась в бурлящее озеро, распространяя запах человеческих и животных экскрементов.
Дождь не прекращался. Ройс, Гвен и Адриан стояли на дощатом крыльце Медфордского дома и глядели поверх мутного пруда на новую вывеску над дверью таверны. На кованой скобе висела красивая лакированная табличка, на ней был изображен алый цветок с вьющимся стеблем с одним острым шипом. Вокруг цветка тянулась изящная надпись: «РОЗА И ШИП».
Вывеска казалась неуместной на обшарпанном строении с просевшей крышей из разномастной дранки и старых досок. Но несмотря на внешний вид, таверна и пивная стали заметно лучше. Год назад заведению, известному как «Гадкая голова», не требовалась вывеска для неграмотных посетителей. Запачканные стены и заляпанные навозом окна говорили сами за себя. Получив таверну, Гвен избавилась от грязи и навоза, однако настоящие изменения произошли внутри. Новая вывеска стала первым шагом к улучшениям снаружи.
– Очень красиво, – произнес Адриан.
– На солнце выглядит лучше. – Гвен скрестила руки, оценивающе изучая табличку. – Цветок удался на славу. Эмма сделала набросок, а Диксон помог раскрасить вывеску. Думаю, Розе бы понравилось. – Гвен посмотрела на темные тучи. – Надеюсь, она это видит… видит свою розу над старой дверью Гру.
– Уверен, что так и есть, – сказал Ройс.
Адриан уставился на него.
– Что? – рявкнул Ройс.
– С каких это пор ты уверовал в загробную жизнь?
– Ни с каких.
– Тогда почему ты сказал…
Ройс стукнул по перилам, разбрызгав скопившуюся на них дождевую воду.
– Видишь? – обратился он к Гвен. – Вот с чем мне приходится работать. Он делает замечания по поводу моего поведения. «Почему ты не улыбаешься? – говорит он. – Почему не помахал рукой тому ребенку? Ты умрешь, если будешь вежлив со старухой? Почему не можешь сказать ни одного доброго слова?» А теперь, попытавшись проявить немного такта, что я слышу? – Ройс вскинул ладони, словно представляя Адриана Гвен.
Адриан продолжил таращиться на него, но поджал губу, словно говоря: «Неужели?» Потом ответил:
– Ты ведешь себя прилично только из-за нее.
– Из-за меня? – спросила Гвен. Стоя между ними, она крутила головой, глядя то на одного, то на другого, невинная, будто капля росы. – При чем тут я?
Адриан закатил глаза, запрокинул голову и рассмеялся:
– Вы отличная парочка. В вашей компании я словно попадаю в общество незнакомцев – нет, не незнакомцев, противоположностей. Он превращается в джентльмена, а ты делаешь вид, будто совсем не знаешь мужчин.
Ройс и Гвен по-прежнему изображали непонимание.
Адриан усмехнулся:
– Ладно. Пусть отныне этот день будет Днем противоположностей. По этому поводу я собираюсь пересечь Море ароматов, чтобы выпить во Дворце изысканных блюд и чистых простыней.
– Эй! – Гвен с негодованием уперла руки в бедра.
– Да уж! – воскликнул Ройс. – И кто еще ведет себя грубо?
– Прекратите. Вы меня пугаете.
И Адриан ушел. Когда он скрылся в доме, Гвен сказала, не отрывая взгляда от гигантской пузырящейся лужи:
– Я по тебе скучала.
– Меня не было всего несколько дней, – ответил Ройс.
– Знаю. И все равно скучала. Я всегда скучаю. Иногда мне становится страшно – я боюсь, вдруг случится что-то плохое.
– Боишься?
Она пожала плечами:
– Тебя могут убить или схватить, а может, ты встретишь прекрасную женщину и никогда не вернешься.
– С чего тебе бояться? Ведь ты знаешь будущее, – пошутил Ройс. – Адриан сказал, однажды ты прочитала его ладонь.
Гвен не засмеялась.
– Я прочитала много ладоней, – ответила она, посмотрела на вывеску с одинокой цветущей розой, и ее лицо стало печальным.
Ройсу захотелось убить себя.
– Прости, я… я не имел в виду…
– Все в порядке.
Это была неправда. Мускулы Ройса напряглись, ладони сжались в кулаки, и он был рад, что Гвен на него не смотрит. Она видела его насквозь. Для всех остальных он был непроницаемой пятидесятифутовой стеной с острыми пиками по верху и рвом у основания; для Гвен он был незанавешенным окном со сломанной щеколдой.
– Но я действительно тревожусь, – продолжила она. – Ведь ты не сапожник и не каменщик.
– Не тревожься. Сейчас я не делаю ничего такого, о чем нужно тревожиться. Адриан за этим следит. Я возвращаю похищенную собственность, прекращаю междоусобицы… Ты знаешь, что мы помогли фермеру распахать поле?
– Альберт нашел вам работу с плугом?
– Нет, это Адриан. Фермер заболел, и его жена была
