Выскочивший из кустов казак одним прыжком оказался в седле. От его толчка даже здоровенный жеребец покачнулся.
— Готов, Гриш, — доложил Семка, быстро разобрав повод чуть подрагивающими от волнения пальцами.
— Едем шагом, не торопимся. На карету и пролетку не смотрим. Делай вид, что мне что-то рассказываешь. Шагов за десять до них дружно смеемся.
— Не понял, Гриш, а смеяться-то зачем?
— Затем, что ты мне что-то смешное рассказываешь. Пусть они так думают, — пояснил Григорий, направляя коня вперед.
— Так я это, смешного-то и не знаю, — продолжал недоумевать здоровяк.
— Семка, я тебя сейчас сам пристрелю, — чуть не взвыл Гриша. — Сказал же, пусть они про нас так думают. А что мы тут на самом деле говорим, не важно.
— Да как же не важно-то, Гриш? Дело-то серьезное.
— Семен, успокойся, — помолчав, вдруг посоветовал Гриша, внимательно посмотрев на напарника. — Это у тебя от волнения так. Просто делай, что должен. А дальше, как Бог рассудит.
Григорий говорил, сосредоточенно глядя гиганту в глаза. Содрогнувшись всем своим огромным телом, Семка неожиданно обмяк и, тепло, улыбнувшись, сказал:
— А ведь ты вправду колдун, Гриша.
— Пластун я, а характерником пращур мой был.
— Все одно колдун. Меня даже батька унять не может, а ты просто глянул, и всё. Словно в иордань на Крещенье окунулся. Сначала мороз до нутра, а потом тепло, как дома на печи. Точно колдун. Едем, друже. Все, что скажешь, точно сделаю. Не подведу, — весело рассмеялся казак, тряхнув поводьями.
* * *Машину капитана Гриша увидел сразу. Чуть придержав коня, он тихо бросил приятелю, не поворачиваясь:
— Готовься. Как выведут девочек, начинаем.
— Я понял, Гриш, — ответил Семка, улыбаясь, словно заморский зверь крокодил.
Автомобиль Залесского остановился на другой стороне канала. Прямо напротив кареты. Из кареты вывели женщину и двух девочек и, обступив со всех сторон, подвели к перилам канала. Больше всего в этот момент Грише хотелось пустить коня в намет и просто стоптать этих подлецов копытами. Но усилием воли сдержав свой порыв, он снова достал портсигар и, откинув крышку, сунул в зубы папиросу. Между всадниками и стоящими у ограды было уже шагов десять, а парень продолжал сосредоточенно рыться в карманах, словно в поисках спичек.
Потом, обернувшись к напарнику, он еле слышно прошипел:
— Смеемся. — И набережную огласил громогласный гогот Семки.
Бандиты дружно оглянулись и начали быстро переглядываться.
— Господа, огня не найдется? Мой слуга, болван набитый умудрился потерять мою зажигалку, — небрежно обратился к ним Гриша, едва поравнявшись с ними.
— Нет, сударь. К сожалению, нету, — достаточно вежливо ответил один из бандитов.
— Жаль. Значит, придется делать, как обычно, — хищно усмехнулся парень и, одним движением выхватив пистолет, четырежды нажал на спуск.
Сзади загрохотал револьвер, и раздались вопли боли. Слетев с коня, Гриша бросился к женщине и, подхватив девочек на руки, коротко пояснил:
— Мы от Петра Ефимовича. За вами. Бегите к карете.
Женщина механически, словно заводная кукла, кивнула и покорно засеменила в указанную сторону. Длинные юбки к бегу не располагали. Подскочив к карете, парень поставил девочек на мостовую и бросился открывать дверцу. Семка, также соскочив с коня, уже носился по другую сторону от кареты, на всякий случай проверяя, со всеми ли разобрался. Потом, оббежав пролетку, подошел к Грише, уже собираясь что-то сказать, когда раздался негромкий выстрел.
Свистнув, пуля ударила в мостовую у ног женщины, и Гриша, ухватив ее за локоть, одним движением отбросил себе за спину. Но прикрыть девочек парень уже не успевал. Взревев раненым медведем, Семка, подскочив, рухнул на колени и, сгребя детей в охапку, прижал их к себе, согнувшись так, словно пытался изобразить скальную пещеру. Только теперь Гриша смог увидеть стрелявшего. Раненный в грудь бандит навел на Семку крошечный двуствольный пистолет и нажал на спуск.
Два выстрела слились в один, но Гриша успел нажать на спуск на долю секунды раньше. Голова бандита брызнула осколками костей и крови. А Семка, взвыв белугой, прохрипел:
— Мать твою, больно-то как!
— Куда тебя? — бросился Гриша к приятелю.
— Плечо, — простонал Семка, медленно разгибаясь.
Одним прыжком оказавшись у него за спиной, Гриша выхватил из-за спины кинжал и, распоров уже начавшую набухать кровью ткань, принялся осматривать рану. Судя по входному отверстию, пуля небольшого калибра ударила гиганта в лопатку по касательной и, пройдя под кожей, вышла над ключицей.
— Сквозное, жить будешь, только шкуру малость попортили, — облегченно проворчал парень, старательно пережимая оба отверстия, сделав тампоны из разорванной подкладки армяка.
Раздался рев мотора, и рядом с каретой с визгом сжигаемой резины остановился автомобиль капитана. Залесский вылетел из машины едва ли не раньше, чем она остановилась. Подскочив к жене, все еще лежавшей на мостовой, куда ее отшвырнул Гриша, он подхватил ее на руки и, неся к машине, хрипел словно в бреду:
— Жива, жива.
Усадив жену в машину, он вернулся к дочерям и, опустившись перед ними на колени, прижал головы дочек к груди. Подскочившие казаки переняли у Гриши раненого, и парень, отступив в сторону, чтобы не мешать, принялся перезаряжать пистолет. Сменив обойму, он достал из кармана россыпь патронов, взялся набивать опустевшую обойму. Наконец, еле слышно всхлипнув, капитан оторвался от дочерей и, подхватив их на руки, поднялся. Передав девочек жене, он подошел в Грише и, растерянно улыбнувшись, сказал:
— Первый раз в жизни не знаю, что и сказать.
— А и не надо ничего говорить, Петр Ефимович. Дело сладилось, и слава богу. Теперь надо Герцогиню найти. А вы домой поезжайте.
— Да как же я могу?! — вскинулся капитан.
— Очень даже можете, Петр Ефимович. Девочки ваши и так натерпелись. Сейчас вы им нужнее. А как про Герцогиню что известно станет, позвонят. Так что езжайте. Успокойте их, а как что известно станет, вас и вызовут. Кто там за вас на хозяйстве остался?
Ответить Залесский не успел. К машине вдруг подскочил какой-то странный, дерганый тип и, сдернув с головы картуз, прошепелявил:
— Ваше благородие, Иваны передать велели, нашли вашу пропажу.
— Где? — стремительно обернулся
